Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

Новые жильцы радостно обегали новые квартиры, раскручивали краны, пробовали душ, включали газовые плиты и, как косули на льду, ощупывали ногами гладкие полы. Все казалось удобным, сподручным до тех пор, пока не привезли вещи. Комнаты и коридоры наполнялись барахлом, вещи громоздились одна на другую, мешали. Достаток вламывался в дома через окна, через двери.

Самая большая беда была с собаками. В каждом крестьянском дворе есть свой сторож. В ином целых три: цепной, дворовый и комнатная такса — верные друзья, а куда их девать? Бросить нельзя. Этого не позволяет совесть крестьянина. Вообще-то в каждом местечке имеется человек, к которому прибегают, если у хозяев не поднимается рука убить дорогое существо. Утопить котят, щенят — это еще туда-сюда, но лишить жизни старого коня или собаку, которые с доверием смотрят тебе в глаза, — на это не способны даже мужики с железными нервами.

В тот день Фредис, обиженный богом человечек, не чуравшийся самой грязной работы, видно, куда-то отлучился. Отстрелять собак пригласили охотников. У них, дескать, и глаз натренирован, и рука набита на ликвидации бродячих животных.

Охотники заявили, престиж, мол, не позволяет им стрелять в привязанных на цепи. Пусть хозяева отвяжут их и полюбуются, как те упадут замертво после первого выстрела. Десять псов и в самом деле остались лежать. А по трем пришлось палить трижды-четырежды. Один, наполнив полмира жутким воем, все же увернулся и удрал в лес.

В тот день в старых яблоневых садах, по обочинам канав закопали джеков, джери, лацисов, рыжиков и бобиков. Хозяева, еще вчера ласкавшие любимцев, успокаивали себя:

— Куда в городском доме девать собаку? Был бы свой дворик, другое дело.

Восемь сторожей хозяева все же забрали с собой в многоквартирное жилище. Таксы сразу вписались в городской уют. Но бывшие цепные псы кидались из комнаты в комнату, прыгали чуть не до потолка, чтобы поймать муху. В благодарность за освобождение от цепей с медвежьей неуклюжестью клали лапы хозяевам на плечи, едва не сбивая их с ног.

Цепные чудища, что захлебываются от лая и готовы разорвать незнакомца в клочья, отпущенные на свободу, — на людей даже не смотрят. Обычно таких с цепи и не спускают, чтобы знали свои обязанности. Говорят, у побывавшего на воле пса портится нрав. Посаженный снова на цепь, он якобы ярится пуще прежнего, но причиной тому не бдительность, а жажда неизведанного, которую успел познать за час-другой на свободе.

Именно с такой сторожевой собакой въехал в многоквартирный дом землеустроитель Илгмар Луксис. Его позиция по этому вопросу не оставляла сомнений:

— Бросить сразу две святыни — колодец и собаку — грех. Забрать с собой колодец, как вы сами понимаете, я не мог.

Илгмар Луксис был слаб на язык, каждый свой шаг сперва обосновывал. Частенько чтобы просто поболтать. О собаке и колодце вроде бы со смешком. Чтобы не выглядеть сентиментальным. Человеку, родившемуся и выросшему на деревенском хуторе, трудно разом перечеркнуть свое прошлое. Наверное, это понимал и председатель Атвар Иннис, которого все считали заклятым рационалистом. Не кто иной, как он положил начало традиции: оставлять на месте хутора купу деревьев или хотя бы одно дерево. Чтобы человек спустя годы мог показать своим детям и внукам:

— Тут я родился и вырос.

Колодцы осыпаются, век собаки короток. Лишь деревья остаются и, по меньшей мере, еще одному поколению напомнят о связи времен и вечном коловороте.

Пребывание собаки в сельском многоквартирном доме лишено смысла. Бывший цепной сторож в квартире подобен корове, которая отучена давать молоко и живет для того, чтобы представлять собой вид.

Примерно в такой роли очутился Рексис — любимец землеустроителя. На редкость быстро освоился в трехкомнатной квартире. Уже через неделю равнодушно щурился на мух, которые нахально ползали у него чуть ли не по носу. Лежал в гостиной, свернувшись или вытянувшись во весь богатырский рост на пушистом ковре. И лишь временами вздрагивал во сне. Но стоило здоровенного телка, как прозвали его обитатели дома, выпустить во двор, как начиналось светопреставление. Рексис всеми четырьмя лапами истово царапал землю, даже когда прятать ему было нечего. Носился вокруг дома, восторженными прыжками встречал каждого встречного и поперечного, охотно кувыркался с детьми. Никому и в голову не могло прийти, что недавно Рексис, брызжа слюной, давясь, осатанело лаял на цепи, готовый вцепиться в горло любому прохожему.