Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ)

Солдаты в большинстве своём были против того, чтобы перенабирать Городской совет из нерасстрелянной знати и ратовали за разнообразие во власти — с перевесом в сторону самой Охраны Петерберга, конечно. Встал вдруг вопрос, с чего в прежний Городской совет входили всего два генерала из четырёх, да ещё и лишь совещательными голосами. Этому Мальвин не удивился — об установлении в Петерберге военной диктатуры не подумать мог бы только человек катастрофически неотмирный. Тем сильнее поражали воображение солдатские идеи допустить до управления городом кого-нибудь ещё — представителей, то бишь, самых разных сфер и слоев. От корабельных капитанов до торговцев.

Мальвин ушам своим не верил.

До тех пор, пока один скучающий на посту ефрейтор не пролил свет на происхождение сих не в меру прогрессивных фантазий: когда, мол, Городской совет расстреляли, Твирин буквально с речью выступил перед всеми, кто на том плацу оказался. Заявил: мол, никакое это не преступление против власти, потому что не власть и была. Разве ж, мол, имеет право Городским советом собрание аристократов называться? Разве ж, мол, понимают аристократы хоть что-то в чаяньях города, чтобы городу советовать? Показали, мол, уже этим злосчастным новым налогом, что нет, не понимают.

И привёл в пример саму Охрану Петерберга: много, мол, в ней выходцев из аристократической среды? Есть такие, но их меньшинство. И что, мол, лучше они в чём-то других солдат, кроме того, что сразу в офицерском звании на службу заступают? Ведь нет же, мол.

Мальвин, услышав этот сбивчивый рассказ, потряс головой и стал у ефрейтора подробности выпытывать: кто такой Твирин, откуда взялся, как ему вообще слово дали?

А ефрейтор в ответ засмеялся: никак, мол, не дали. Сам взял.

На плац пришёл при генерале Йорбе, в гражданском, стоял там рядышком, пока члены Городского совета соображали, что их не на экстренное совещание в Западную часть позвали, а сейчас перед вооружёнными солдатами к ответу призывать будут. В камеры, мол, побросают за преступления перед Петербергом. Тогда, мол, никто и не знал, кто такой Твирин и откуда взялся, а потом он бац — и из обреза главного аристократического болтуна застрелил. Без приказа и разрешения, просто подошёл и дуло-то затылку и приставил. Ну и всё, мол, покатилось.

«А как же его не арестовали?» — спрашивал Мальвин, ещё не зная, в каких выражениях про Твирина ему будет отвечать едва ли не всякий солдат.

«С чего нам арестовывать человека, который правду говорит и за правду не побоялся на виду у всех — у генералов прямо! — неагрессию нарушить?»

«А если бы генералы приказали?» — спрашивал Мальвин уже не у того первого ефрейтора, а у целого патруля, отправлявшегося в район Гостиниц.

«Дураки б они были!»

«А не задевает гордость в герои гражданское лицо возводить?» — спрашивал Мальвин у компании, резавшейся после трудного дня в карты.

«Дык наоборот! Нашего кого командование бы быстро за пояс заткнуло, а от гражданского такой прыти никто не ждал. За то и любим».

Мальвин слушал эти оды в изрядной прострации. Сколько обсуждали в Алмазах, что одна лишь Охрана Петерберга и может в городе что-то изменить, но такой вариант её воодушевить не рассматривали. Тот же Приблев предлагал мирить горожан с солдатами жалованьем за работы на втором кольце казарм, хэр Ройш размышлял, что бы эдакое предложить командованию, но никому и на ум не пришло, что можно просто-напросто снискать солдатские симпатии.

Впрочем, почему же «никому»?

Тиму Мальвин увидал вчера мельком, да так и обмер: это же Тима, он же Мальвину куда больше младший брат, чем братья родные, он ещё совершеннейший ребёнок, он вечно смущается незнакомых людей, какие речи он мог читать и тем паче — в кого мог стрелять, какой из него Твирин!

И тем не менее именно Тима пронёсся вчера мимо одного из постов Восточной части — в окружении солдат и сам в шинели рядового, что было совсем уж немыслимо. Минуты две было — покуда Мальвин не узнал нечто куда более немыслимое.

Патруль в Усадьбах взял и расстрелял полковника, мешавшего аресту семьи одного из членов Городского совета. Эта новость облетела кольцо ураганом, и все, кто дослужился хотя бы до поручика, разом сошли с лица. Потому что генералы, посовещавшись, тот патруль приставили к награде, а расстрелянного полковника объявили предателем интересов города.

Пошли, проще говоря, на поводу у солдатского самоуправства и тем поставили под угрозу жизни офицерского состава, повод для недовольства которым, как известно, у рядовых всегда сыщется.