Джон Фанте - Из книги «Большой голод» рассказы 1932–1959

Новоиспеченный Минго Матео торжественно вышел из задней комнаты бильярдной Батана. Лицо его сияло, глаза светились, губы расплывались в широкой улыбке. Позвякивая ключами, он остановился у табачного отдела и заказал сигару. Сняв золотое бумажное колечко с нее, он надел его на палец, вытянул руку перед собой, окинул удовлетворенным взором и произнес:

— Мистер Минго Матео!

На стене висел телефон. Он выудил монету из кармана, шесть раз провернул колесо номеронабирателя и жадно приник к трубке. Ее «алло» прозвучало песней для него.

— Мэри!

— У тебя все в порядке?

— Все отлично. Встречай меня вечером. На ступеньках Сити Холла. В двенадцать.

— Но, Минго…

— До свидания, Мэри.

На улице он отыскал машину Гонзалеса. Это был палевый родстер с шикарными фонарями на задних крыльях, мощными передними прожекторами и противотуманными фарами. Присевший на свои белые лапы, он выглядел, как лев, изготовившийся к прыжку. Минго, затаив дыхание, обошел его со всех сторон. Потом тронул сигнал — прозвучали первые такты «Бумажного тигра». Он влез в салон и вцепился обеими руками в рулевое колесо.

Перепробовав все кнопки и ручки на приборной панели, он нашел и включил радио. Передавали новости, что-то о двух дипломатических представителях из Японии, ведущих переговоры о мирном соглашении с государственным департаментом в Вашингтоне. Минго нахмурился и нажал другую кнопку. Полилась музыка: под гавайскую гитару гавайка пела о папайе и о выдаваемой замуж принцессе. Минго откинулся на спинку сидения и заслушался, его глаза блуждали по темно-синему, усыпанному яркими звездами, небосводу.

— Минго, друг мой, привет, — на тротуаре стоял Винсент Толетано.

Под руку с ним — китаянка, не старше двадцати, с черной челкой.

Скромно потупив взор, она смотрела на тротуар. На ней было длинное платье с разрезом до колена. Щеки нарумянены, на губах алая блестящая помада.

Обняв девушку одной рукой за талию, Винсент с заметным неравнодушием представил их друг другу.

— Смотри, что у меня есть, Минго. Хорошая, да?

— Рад встрече, — ответил Минго.

— Зовут Лили Чин. Лили, это мой друг Минго Матео.

— Очень приятно.

Толетано обозрел ее.

— Ну, как тебе, Минго?

— Красивая, — ответил Минго, опустив взгляд.

— А ты что думаешь, Лили?

— Он милый, — сказала она.

Толетано сделал ей знак отойти и оставить его наедине с Минго. Они проводили ее взглядами до угла. Толетано открыл дверцу и сел в машину.

— Тебе понравилась эта девушка, Минго?

— Красивая. Хорошая. Китаянка, да?

— Да, китаянка. Не японка — китаянка.

— Мэри Осака не японка. Она — американка, сто процентов.

Толетано отмахнулся.

— Лучше поговорим о Лили Чин. Тебе понравилась, нет?

— Конечно, понравилась.

— Она красивая, нет?

— Удивительно красивая.

— Будет хорошей женой.

— Безоговорочно.

Толетано предложил ему сигару.

— «Особая Гавана».

Минго откусил кончик. Толетано тут же зажег огонь. Минго прикурил и выпустил с удовольствием клуб дыма.

— Хорошая сигара, — сказал он.

— Я твой друг, Минго. Сегодня из-за тебя я потерял работу, но я ничего не говорю.

— Нет, Винсент. Ты сам ушел. Я тут не виноват.

— За тебя ушел, Минго. За тебя, за всю филиппинскую нацию. Сделал большую жертву, чтобы показать тебе урок, чтобы ты не позорил филиппинский народ.

Минго вынул сигару изо рта и посмотрел на Толетано. Взгляд Толетано был холоден и тверд. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья и глядя на небо. Его лицо было, как кулак, как сжатый кулак — напряженный и грозный.

— Винсент, что ты хочешь от меня? Для чего этот разговор? Все решено уже. Лазарио сказал — женись. Гонзалес дал мне эту машину. А ты, Винсент, ты еще борешься со мной. Зачем?

Толетано резко развернулся к нему и схватил его за воротник.

— Потому что я великий филиппинец. Потому что у меня в сердце горит огонь любви к моей родине, а не к японской девушке — врагу моего народа. Жениться на японской девушке — это как плюнуть в лицо всей филиппинской нации.

Задыхаясь, Минго оторвал руки Толетано от себя.

— Я ничего не могу сделать. Мой ум — он все решил.

Он не был бойцом, этот Минго Матео. Он был слишком мал и мягок для этого. Но когда гнев овладевал им, это походило на ярость бешеной собаки. Так было и сейчас, и в ответ на поток обрушившихся ударов, он стал рвать и терзать Толетано.

Дверь открылась, и они выкатились на тротуар к ногам быстро сбежавшихся зевак.