Джон Фанте - Мечтатель

О комнате мне рассказал легавый. Сказал, что сдается одна на Бункер-Хилле, в большом сером оштукатуренном доме. Я туда сходил. Тридцать пять лет назад Бункер-Хилл был модным районом, а сегодня — увы. Теперь эти особняки двадцатикомнатные обветшали.

Большой серый дом. Вот он. Я позвонил. Дверь открыла мексиканка. Сильная и прямая.

Волосы ее отливали черным, словно окаленная эмаль. Такие темные, такие блестящие, что все лицо горело оранжевым отблеском. Это и была миссис Флорес.

Квартплата — десятка в неделю. Я дал ей сорок.

— Лучше комнату посмотрите сначала, — сказала она.

Однако, я уже устал смотреть комнаты. Мне хотелось хотя бы чего-нибудь — каких-нибудь стен вокруг. Я хотел остаться наедине с пишущей машинкой. Надо было работать. Наплевать, что за комната. Миссис Флорес проводила меня наверх, на третий этаж. Очень старый дом. Толстые высокие двери. Медные ручки.

Глянув на комнату, я засомневался. Такая пустая она была. Всего четыре предмета: кровать, комод, стул и стол. Ни коврика. Ни занавесок. Ни картинок на стенах.

— Это много за такое место, миссис Флорес.

— Я же сказала вам: сначала комнату посмотрите.

Она не сердилась на меня. Ей просто было все равно. Когда она говорила, я видел ее белые зубы. Утонченно безупречные. Она одевалась, как принято у их народа: крестьянская юбка с блузкой, серебряные сережки, в пару им серебряная безделушка на горле. Ее небольшие ступни были обуты в гуарачи. Похоже — крепкие, удобные.

Она отправилась за мылом и полотенцами. Я раскрыл чемодан и вытащил то немногое, чем владел. Несколько рубашек, трусы, галстуки, носки. Целую пачку чистой белой бумаги. Постное сейчас у меня время. Но нужно много чего написать. Внутри от этого почти болело.

Я снял чехол с машинки и поставил ее на стол под окно. Я уже видел, как пишу — яростно, колочу по клавишам денно и нощно вот в этой самой комнатке, а подо мной внизу распластался огромный город. Прямо за окном торчала верхушка пожилой пальмы. Она будет меня вдохновлять, нарушать монотонность четырех стен.

Миссис Флорес вернулась с мылом и полотенцами. Ее темные глаза расширились, лишь только она увидела машинку. Я объяснил ей: так я зарабатываю на жизнь, пишу разное.

— Вам придется выехать, — сказала она.

— Выехать? Почему?

Она вытащила из кармана юбки сорок долларов и положила на комод.

— Пишущая машинка стучит, — сказала она. — А человеку за стенкой нужно хорошо высыпаться.

Дверь, отделявшая мою комнату от соседней, была из толстого ореха. Стены — непробиваемые. А машинка у меня тихая. Я ей показал, потыкав в клавиши.

Пообещал, что шума не будет. Но она уже все решила. Покачала головой медленно, упрямо. Я начал закидывать пожитки обратно в чемодан. Думал, какая она неразумная. И ненавидел соседа, кем бы он ни был; я проклинал его.

В коридоре раздались шаги. И появился он, этот человек из соседней комнаты.

— Кристо! — произнесла женщина.

Он остановился, глядя на меня, и я заметил странное оживление любви, осветившее лицо миссис Флорес: ее темные глаза обожали его.

— Здрасьте, — сказал он.

Механическое, холодное приветствие. Он тоже почувствовал ее возбуждение. И не желал его. Защищался от него. Высокий, подтянутый, симпатичный филиппинец лет тридцати пяти. Прекрасно одетый, особенно желтый галстук, солнцем сиявший с его шеи.

— Что-то не так? — осведомился он.

— Он пишет на машинке, — сказала миссис Флорес. — Вы не сможете спать, если он останется. Вам нужен отдых. Вы и так неважно спите.

— Я хорошо сплю, — ответил тот. — Откуда вы это знаете — как я сплю?

Подсматриваете?

Он хотел услышать от нее ответ. Глаза его расширились от негодования. Миссис Флорес опустила голову.

— Плохо, когда женщина смотрит на спящего мужчину, — провозгласил он. — Мне это не нравится.

Она приняла выговор спокойно, стоически. Кристо улыбнулся мне.

— Пожалуйста, оставайтесь, друг мой, — сказал он. — Хорошо, когда сосед — образованный человек, с пишущей машинкой.

Я поблагодарил его, и мы пожали руки.

— Зовут Сьерра. Кристо Сьерра.

— Джон Лэйн, — представился я.

А сам наблюдал за миссис Флорес. Она не выказала никаких чувств. Мне хотелось, чтобы она взяла и сама сказала, что комната — моя. Пятясь в коридор, пока Кристо придерживал ей дверь, она одарила меня единственным неумолимым взглядом.