Себастьян Фолкс - Там, где билось мое сердце

Может показаться, что мы тогда слишком забылись, будто и не на войне. Но настроение было не таким уж и радужным. Это вам не 1914 год. Мы уже знали, каковы последствия современной бойни с ее прогрессивными новшествами. Не я один рос безотцовщиной благодаря Первой мировой. Плакатный патриотизм таких, как я, не вдохновлял, в быстрое завершение войны мы не верили и здорово злились на политиков и дипломатов, которые снова нас подставили. Было страшно, что Европа навечно завязнет в войне. Что она приговорена к этому неразрешимыми историческими конфликтами, бездарностью наших лидеров и, может быть, самой природой человеческих особей, к разряду которых принадлежали и мы.

Так-то оно так. Но сейчас, с дистанции прожитых лет я вижу, что мы были достаточно наивными. Молодые, мы не прошли школу наших отцов: то есть мы знали правду про войну, но еще не прочувствовали ее на собственной шкуре. А когда настал наш черед, каждый как мог скрашивал рутину воинской повинности.

«Щелкунчик» Льюис был горд, что его, выросшего на окраине Лестера, взяли в команду, возможно, он подробно описывал в письмах к матери, как классно мы опять кого-то обыграли…

Джон Пассмор жил терпеливым ожиданием встречи с женой, со своими учениками и школой…

Рядовой Холл, сын водопроводчика, писал открытки сестрам, лично каждой из троих.

Это сейчас кажется, что заранее было ясно, кто кем со временем станет. Кто заведет торговую палатку, а кто поступит в адвокатскую фирму. Судьба ведь во многом зависит от свойств характера. Однако тогда, в сорок первом, характеры еще только складывались. Были у каждого свои предпочтения, но это на уровне игры, причуды, озорства — ничего серьезного. И вообще, мы мало чем отличались друг от друга, но крепко были спаяны пониманием того, что перед снарядами все равны. Осколком может убить любого, даже потенциального гения.

Я искренне любил всех ребят, не делая между ними различий. Любил не за то, какими они были, а за то, что они были.

Высадившись в Северной Африке, мы практически сразу вкусили все тяготы настоящего боя, о котором так грезили некоторые из нас. Был апрель 1943 года, многое изменилось. Батальоном командовал Тейлор-Уэст (прозванный Мозгодавом). Он считал нас неженками и неучами. И однажды решил показать, как должен укладываться спать настоящий солдат. Демонстрация происходила в большом зале рядом с казармой (сама казарма располагалась в алжирском порту Бон).

Мозгодав взгромоздился на деревянный стол, улегся, повернулся на правый бок, в левой руке зажата винтовка, штык которой упирался ему в нос.

— Бойцу требуется для ночлега пара сухих досок. Одеяла и солому отставить, они могут стать помехой подъема. Шнурки не развязываем. Офицеру на сон достаточно двух часов, нижним чинам — трех. Испражняемся до завтрака. В обязательном порядке каждый день.

Вообще-то свою маленькую лекцию он начал на более пафосной ноте:

— Нынче мне вспоминается Западный фронт. Когда моя рота выбила немца с хребта Вими, мы наткнулись на пулеметчиков, прикованных к орудиям. Наши парни тоже были прикованы к своим орудиям, но куда более прочными цепями. — Он замолчал и обвел взглядом наши недоумевающие физиономии. — Ибо это были узы. Узы верности и чести.

Вообще-то Тейлор-Уэст был из другого полка, нам его подсунул командир дивизии. И понятно почему. Кадровый военный, Тейлор получил орден «Воинский крест» за битву при Сомме еще в девятьсот шестнадцатом, а недавно и орден «За боевые заслуги» за битву при Дюнкерке. Кому как не этому бывалому фронтовику поручить командирование батальоном? Но сам фронтовик был сосредоточен только на побоище: прикончить как можно больше немцев. Напрасно некоторые парни надеялись, что столь опытный человек знает толк в тактике боя. Какая тактика? Главное выпустить из немцев больше крови, а какой ценой — плевать. Иногда в этой своей одержимости он напоминал маньяка.

Ричард Вариан был назначен его адъютантом и с трудом скрывал свою неприязнь. Вариана, который любил сигары, а в критические моменты взбадривал себя крепкими напитками, трезвенник Тейлор-Уэст, который еще и не курил, естественно, бесил. По-моему, особенно противно Вариану было трезвое хладнокровие, с которым тот убивал. И ему все было мало. Чтобы избежать упреков в недостаточном патриотизме, Вариан предпочитал отмалчиваться, тратя часы на «курьерскую службу». Мы злились: нашего лучшего офицера заставили заниматься подобной ерундой.