Андрей Гуляшки - Три жизни Иосифа Димова

Как бы там ни было, я немного отклонился от темы… Так вот, огромные толпы народа текли к увеселительным заведениям, спортивным залам и стадионам. Мое внимание привлекла балерина, смотревшая на меня с рубиновых неоновых трубок, я вгляделся в рекламу и не без приятного удивления обнаружил, что нахожусь перед огромными стеклянными витринами знаменитого бара „Этуаль”. Настроение у меня было веселое, я готов был на все. Мне вдруг почудилось, что я никакой не главный конструктор и не профессор, а простой студент, – я смело и решительно распахнул стеклянную дверь и сбежал вниз по лестнице, застланной красной плюшевой дорожкой, корча из себя завсегдатая, небрежно бросил швейцарам свою дорогую шубу. Швейцары здесь были живые люди, а не роботы, они понимающе улыбнулись и закивали головами. От их глаз, вероятно не укрылся мой элегантный вид. Я впервые входил в это заведение. Постаравшись начисто забыть о своих титулах и званиях, я напустил на себя беззаботно-скучающий вид и направился в бальный зал, откуда доносились задорные синкопы зажигательных современных танцев. Человек в малиновом мундире вручил мне домино, на котором был выведен красный крестовый туз. Крести не предвещают счастья, и я сказал себе, что в этом мире нет ничего случайного и мне ни за что не попалось бы домино с веселым красным тузом червей, которые, как известно, приносят счастье.

– С девяти до одиннадцати – танцы инкогнито! – пояснил человек в малиновом мундире.

– Правда? – удивился я и бестолково спросил: – Разве сегодня бал?

– Конечно, гражданин! – малиновый мундир снисходительно улыбнулся. – Сегодня у нас новогодний вечер, и потому программа особая!

– Ах, да! – сказал я.

– Наденьте домино и пройдите в зал! – Распорядитель отдернул тяжелую плюшевую портьеру и с широкой улыбкой любезно пригласил меня войти.

Зал был огромный, точно футбольное поле. Огромные светильники кубической формы заливали его голубым и зеленым сиянием. Это была феерия в духе кибергов. Гремел, вернее, бушевал эстрадный оркестр из бесчисленного множества разных инструментов.

В зале кружилось не менее тысячи пар, и дамы, и кавалеры были в домино, по случаю Нового года преобладали оттенки алого цвета. Но самое интересное было не в этом – самым интересным, по крайней мере для меня, было то, что во время танца партнеры непрерывно меняли партнерш.

В сущности, это было интересно только на первый взгляд. Я-то знал, что обмен „партнерами” – дело обычное.

Я бы не сказал, что это происходит механически, – видимо, существовали какие-то интуитивные влечения, и секс, пожалуй, здесь был ни при чем. „Обмен” совершался скорее от скуки, от желания встряхнуться, испытать хоть ненадолго какие-то эмоции. И от избытка энергии, добавил бы я. Возможно, это была своего рода попытка вырваться из заколдованного круга душевной лени и пресыщения. Кто знает! Пусть историки будущего занимаются этими щекотливыми вопросами, ищут причины. Что касается меня, то Лизу я ни на кого не менял – мне было не до этого, работа поглощала слишком много времени и сил.

Мне хотелось бы подчеркнуть – раз уж зашла речь обо мне, – что я занимаю в этом мире особое положение. Одна частица моей души заново переживает юность отца -это моя первая жизнь, его зрелые годы – это жизнь вторая; остальной же частью души я пребываю в нашем сегодня, способствую строительству новой жизни, росту нашей сытости и беззаботного отношения к будущему. Так уж все сложилось. Я остановился у дверей, загляделся на это вавилонское столпотворение, озаренное эффектным псевдоромантическим освещением, и, к своему большому стыду, вдруг почувствовал, что к горлу подступает ледяной ком, а над головой начинают кружиться в бешеном хороводе галактики Вселенной. Зеркальный пол вдруг закачался подобно палубе рыбачьего суденышка, и я вспомнил, что так же уходила у меня из-под ног когда-то площадь Революции, тогда меня выручил робот, он буквально спас меня от позора: я мог каждую минуту свалиться под ноги прохожим, как пьяный забулдыга.

Кто знает, чем бы все кончилось теперь, если бы ко мне не подошла молодая стройная женщина, – от такой стройности, подумалось мне, галактики могут закружиться с еще более ошеломляющей скоростью. Помню, что платье на женщине было не белое и закрытое, оно плотно облегало ее стройную фигуру с небольшой девичьей грудью. Черное домино закрывало половину лица. Если я не ошибаюсь, на домино алело сердце. „Черви!” – подумал я. Волосы у женщины были светлые, золотистые, губы полные, зовущие.