Юрий Щеглов: Святые горы

Наложим эту хронологию на петербургскую, и мы увидим, чем напряженно занималось III отделение в осенние и зимние месяцы 1836–1837 годов и сколько беспокойства оно испытывало и в той, и в другой столицах. Пушкин прекрасно знал, что происходит с Чаадаевым, очевидно, и Чаадаев имел сведения о том, какой шабаш устроили вокруг имени Пушкина. Понятно, что люди, обладающие широкими взглядами на исторический процесс, не могли недооценивать известные им факты, другой вопрос, как и насколько демонстративно они на них реагировали. Надо признать, что «невоенный», в сущности, человек — Пушкин — не подчинился насилию и ответил на травлю выстрелом, ответил как бунтарь. Обладатель многих боевых наград Чаадаев поступил по-иному. Что здесь сыграло основную роль — убеждения, характер или жизненная ситуация?

— Рискую навлечь на себя ваш гнев, государь, но замечу, что напрасно вы благословили «Ревизор» этого… как его… малоросса, — недовольно промолвил Бенкендорф.

Фамилия провинциального писателя улетучилась из его головы.

— Гоголя-Яновского, — подбросил Дубельт Всегда Начеку.

Он регулярно посещал репетиции и надрывал животик от забавных приключений Хлестакова, а Добчинский и Бобчинский чего стоят! Дочка городничего — прелесть! А заштатная чиновничья компания?! Ляпкин-Тяпкин, Земляника! Смешно! И как их в финале жандарм — свой брат — окоротил: пожалуйте, господа, бриться! Нет, Гоголь-Яновский — молодчина!

— Между «Ревизором» и «Горе от ума» есть разница, — сурово утвердил царь, — и важная. «Ревизор» — сатира на естественные человеческие недостатки, на мелкие несовершенства нашего совершенного общества. Автор борется с диавольским искушением, со взяточничеством, с ложью. Весьма полезная критика. Крепкий удар по воровской бюрократии, с которой и ты, Христофорыч, воюешь. А «Горе от ума» сеет зерна бунта, революции. Если Чацких не превратить в вице-директоров да в столоначальников, они, чего доброго, воздвигнут баррикады, ибо имеют политические амбиции и при минимальных возможностях и образовании максимальные претензии. Августейший брат, Христофорыч, от сих вопросов отворачивался, но ты-то, чай, помнишь, какое наследство мне вручили? Смерть нашего посланника от рук персиан есть злая выходка жестокого рока. Поприще дипломата ныне почетнее и прибыльнее, чем на манер французов ругать нравы и возбуждать публику. Грибоедов никогда бы ничего подобного более не сочинял и отлетел бы в вечность статс-секретарем моего министерства иностранных дел.

— Дерзостью ли сочтете несогласие с вами, ваше императорское величество? — и Мордвинов подал тело вперед из желтоватого сумрака.

— Отчего же, Александр Николаевич? Не соглашайтесь, не соглашайтесь. Я люблю, когда со мной спорят, — ответил царь. — Да вы, я вижу, единодушны. Это хорошо!

Бледная бюрократическая личность Мордвинова вызывала у А. И. Герцена острый интерес. Он считал Александра Николаевича единственным «инквизитором по убеждению» в «центральной шпионской конторе» Бенкендорфа. Мордвинов происходил из дворянской семьи, воспитывался у генерала Н. Н. Муравьева, в детстве дружил со своими сверстниками Муравьевыми — Декабристом, Карским и Виленским. В 1812 году воевал, а затем подвизался в министерстве полиции и помощником статс-секретаря в Государственном совете. В 1834 году коллеги по отделению поздравили его статс-секретарем.

В 1831 году, когда умер «милейший» М. Я. фон Фок, Мордвинов получил должность управляющего, с которой расстался не без содействия своего протеже Дубельта. В первом томе сборника «Сто русских литераторов» читающая публика с удивлением и радостью обнаружила прозу незадолго перед тем погибшего на Кавказе А. А. Бестужева-Марлинского. Весь фокус заключался в том, что в типографии ухитрились напечатать не только портрет писателя-декабриста, но и его полное имя, отчество и фамилию. Шум поднялся невероятный. Началось разбирательство, которое установило, что позволение на выпуск книги в свет дал сам Мордвинов, и Николай I выгнал проштрафившегося бюрократа за халатность.

Сведений об А. Н. Мордвинове сохранилось немного. Одно из его писем к Пушкину свидетельствует, с какой особой тщательностью жандармы наблюдали за отношениями Пушкина с ссыльным декабристом Кюхельбекером. К «Affaire de Pouchkine» и дуэли на Черной речке он также прикосновенен хотя бы потому, что наиболее «секретные дела, в том числе и работа тайной агентуры, были подчинены непосредственно управляющему III отделением… Управляющий отделением вместе с двумя-тремя наиболее ответственными сотрудниками собственно и являлся центральным двигателем всей системы. Он непосредственно сносился с тайными агентами, на его имя поступали многочисленные доносы и жалобы, от него зависело дать делу тот или иной оборот, так или иначе средактировать всеподданнейший доклад и т. п.».