Ю. М. Щеглов
Малюта Скуратов. Вельможный кат
Энциклопедический словарь. Изд. Брокгауза и Ефрона. Т. XXX.
Санкт-Петербург. 1900
БСЭ. М., 1976. Т. 23
Скуратов-Бельский Григорий Лукьянович (Малюта), год рождения неизвестен, умер 01.01.1573 г. близ замка Вейсенштейн, ныне Пайде, Эстония, — один из руководителей опричнины Ивана IV Васильевича Грозного, активный организатор опричного террора. Происходил из высших слоев провинциального дворянства. Выдвинулся в 1569 г., участвуя в следствии и казни двоюродного брата Ивана IV — В. А. Старицкого. В декабре 1569 г. задушил бывшего митрополита Филиппа Колычева, в январе 1570 г. в связи с подозрением Новгорода в измене руководил его разгромом, убив тысячи жителей. В 1571 г. вел следствие о причинах поражения русских войск в бою с ордой крымского хана Девлет-Гирея.
Убит во время ливонского похода в 1572 г. Одна из его дочерей была замужем за Борисом Годуновым, а другая, отравительница М. В. Скопина-Шуйского, — за Дмитрием Ивановичем Шуйским. Память о Малюте Скуратове и его злодеяниях сохранилась в народных песнях, и даже самое его имя стало нарицательным названием злодея.
Юрий Щеглов
ВЕЛЬМОЖНЫЙ КАТ
РОМАН
История злопамятнее народа.
Николой Михайлович Карамзин
Палач палачу рознь!
Граф Алексей Константинович Толстой
…Историку странно срываться с твердой почвы, отвергать известие самое вероятное и погружаться в мрак, из которого нет для него выхода, ибо он не имеет права, подобно романисту, создать небывалое лицо с небывалыми отношениями и приключениями.
Сергей Михайлович Соловьев
Роман — это мысль!
Эмиль Золя
Исторический романист подобен двуликому Янусу. Одно лицо его обращено к истории, другое — к литературе. Но он не должен становиться лицемером. Он должен избегать сомнительных намеков и напрашивающихся аллюзий. Исторические параллели должны быть им также отвергнуты. Непозволительно романисту превращаться в орудие современной ему политики. Имя может стать символом. Но не более!
Из неопубликованной части беседы автора с Юрием Трифоновым в 1976 г.
Пролог
Ложь и ярость смуты
I
В разноцветном узорном шатре в двух переходах от Серпухова на удобных кожаных подушках сидело несколько человек. Один из них был одет в богатый костюм польского шляхтича, расшитый серебряной нитью. Белый цвет подчеркивал его голубоватые глаза и рыжий отлив волос. Он называл себя царевичем Димитрием. И мы его тоже будем так называть, хотя никто из присутствующих и никто из отсутствующих не мог с достоверностью утвердить, кто приходился ему отцом — великий государь Иван IV Васильевич или кто-нибудь другой — безвестный и в сущности не имевший ни имени, ни фамилии.
Откинув полог, в шатер вошел любимый секретарь, наперсник царевича Ян Бучинский. Он отличался прекрасной выправкой, аккуратно пригнанным камзолом и высокими сапогами из мягкой коричневой кожи, которые не часто встретишь у всадников на ухабистых русских дорогах.
— Пресветлый государь, — обратился Бучинский к Димитрию, — из Москвы прискакал Михайла Молчанов.
— С какими вестями?
— Этот город лежит у ног вашего величества. Несмотря на террор и преследования, народ с нетерпением ожидает вас. Каждый день к Серпуховским воротам сбегаются неисчислимые толпы. Двое молодцов распространили слух, что видели вдали большую пыль.
— Нет, им еще придется подождать, — рассмеялся Димитрий. — Не все так просто и скоро делается.
— Верно, пресветлый государь, — вступил в разговор воевода Петр Басманов, не так давно приставший к царевичу, но уже успевший дать много разумных советов. — Сперва надо выслать Годуновых и утихомирить стрельцов. Как ведут себя Шуйские?
— Позови Молчанова, — велел царевич Бучинскому.
— Он здесь неподалеку и ожидает приказаний.
Бучинский покинул шатер.
— Поедешь в Москву с моей грамотой, — произнес неторопливо царевич, повернувшись к Науму Плещееву. — Вдвоем с Гаврилой Пушкиным. У него голос зычный и внятный. Возьмешь с десяток лучших кавалеристов из моего конвоя. Не оробеешь, Плещеев?
— Как можно, пресветлый государь, — ответил, кланяясь, Плещеев. — Ты наша надежда и радость наша. Ты солнце, взошедшее над Россией.
Неслышно появился Молчанов и замер в почтительном поклоне у входа.
— Чем обрадуешь, Михайла? — спросил царевич.
Читать дальше