Юрий Щеглов - Святые горы

Имена Чаадаева и Пушкина в этой истории вновь соединяются странным образом. Определенно к сему руку приложил le general Double — лукавый генерал! Кажется, налицо стремление жандармов развернуть борьбу исключительно в среде тех, кто по разным соображениям был неугоден Николаю I. Угодных охраняли строго.

— Александр Иванович, ты не дознался, кто мимо тебя шмыгнул? — спросил Вяземский, спустившись в вестибюль и отыскивая у гардероба спутников.

— Будто бы Булгарин. Его штаны отличают — широкие, и к желтой клетке привержен, — ответил с насмешкой Тургенев.

— Презатейливый диалог сию минуту мне повезло услыхать.

— Негоже, князь Петр, — пробормотал Жуковский. — А если б они обернулись? Неладно, стыдно, князь! Какое мнение и о тебе, да и о нас всех вывели бы?!

— Мне ничего не стыдно. Не все ж им за нами шпионить. Пусть хоть раз сами в собственной дряни замараются. Я б с удовольствием дал каждому пинка, а теперь сие впишу в мемуар — то-то взвеселю потомка! Между прочим, Александр Иванович, они на Ивашку Гагарина грешат подметные письма Пушкину. Знаешь ли ты о том?

— Удосужился, удосужился, но не в состоянии поверить, — и Тургенев отпрянул к барьеру, потому что и внизу, в большом и вместительном вестибюле начало твориться несусветное, подобное валтасаровым пирам и сарданапаловым празднествам, если, конечно, принять во внимание, что основная масса валтасаров да сарданапалов в дневное время петербургских суток представляет собой чиновников до V класса включительно и армейских офицеров, не старше полковника, с негустыми вкраплениями коммерсантов, актеров и литераторов, стремящихся пополнить за счет оставшихся еще не разобранными дам «охотничий список» — tableau de chasse.

Мазурка начала греметь с удвоенной энергией. Под крики и топот уходящего в ночь маскарада Вяземский и Тургенев принялись надевать шубу на Жуковского, стремясь уберечь его от непристойных картин разъезда.

Когда друзья, проводив прежде до дверей утомленного и разочарованного Жуковского и сдав его на руки кучеру Ивану, привыкшему нянчиться с хозяином, едва успели надеть шубы, к ним мелкой рысью и почти в обморочном состоянии подбежала дебелая матрона, жена будто бы варшавского чиновника, физиономия которой, правда, и у Вяземского, и у Тургенева безвозвратно стерлась из памяти.

— Ах, князь, мы в молодости плясали с вами мазурку у Потоцких и Щавинских, — взволнованно задышала она. — Не узнаете? Я супруга Афанасия Никитича Вагнера. Спасите, князь, абонируйте какую-нибудь карету. Меня преследуют по пятам. Я подвергаюсь страшной опасности!

Вяземский вздумал откреститься — он и в молодости не танцевал мазурки, тем более у каких-то там Щавинских! Но потом стоически покорился судьбе. Дама казалась не на шутку расстроенной приключением. Щеки раскраснелись, маску она в беспокойстве швырнула под ноги, преувеличенная корсажем грудь ходуном ходила в декольте.

— Вообразите, милый князь, я не давала никакого повода нахальным мальчишкам. Мы приехали с троюродной сестрой Мими. Ну, вы знакомы с ней, баронесса Кондратенко…

Вяземский, естественно не знал никакой баронессы Мими Кондратенко, однако согласно наклонил цилиндр с обреченностью опытного человека.

— Негодники отделили меня от баронессы, и внезапно она как сквозь землю провалилась. Я осталась в одиночестве и совершенно без помощи. Более не поступлю так легкомысленно. Ах, злосчастные маскарады! И хуже всего, что я не в силах отыскать ни ее карету, ни моего грума Чарльза.

— Сударыня, успокойтесь, — произнес галантно Тургенев, озадаченный присутствием грума Чарльза у безлошадной дамы. — Сейчас вам ничего не угрожает. Сию минуту я велю подать шубу. Позвольте номерок?

— Да, да, — закивал Вяземский, воспрянув духом от перспективы быстро спровадить супругу безвестного Афанасия Никитича, — возле нас вам ничего не угрожает. Отдышитесь, сударыня, и пойдемте к карете.

— Ах, князь, вы любезный кавалер, — ей импонировало повторять громкий титул. — Однажды на суаре у Щавинских вы подарили мне очаровательный комплимент. Ах, Варшава, Варшава! Это было давно… Впрочем, в памяти моей — словно вчера… Князь, вы так кавалерственны, что я просто не нахожу способа, как и отблагодарить вас, — лепетала дама, не попадая сразу в рукава богатого мехового салопа.

Мимо Вяземского и Тургенева в тот момент, хромая, стремительно прошел юноша с мраморно бледным лицом, по-женски длинными прямыми волосами, придававшими физиономии неприятную аскетичность. Серые, чуть навыкате глаза скользнули по Вяземскому и его спутнице. Толпа юношей в цветных фраках с хохотом двигалась за ним, как бы отдаваясь его предводительству.