Владимир Максимов - Не оглядывайся назад!..

Несколько пар, преимущественно женские, уже танцуют…

Окинув взглядом зал, я обращаю внимание на девушку, стоящую у окна спиной ко мне и к залу. И что-то рисующую, вернее – протаивающую на заиндевелом стекле.

Она в длинном, почти до пят, красивом крепдешиновом платье. Судя по фасону – явно доставшемуся ей в наследство от мамы или молодой бабушки. Скорее всего, наряд послевоенный, трофейный, из Германии… Он очень идёт к её стройной фигуре. И есть в нём что-то давнее, очень хорошее – может быть, какой-то отголосок нашей великой победы? И ностальгическое в нём тоже что-то присутствует… Да и сама девушка так похожа на прекрасную послевоенную актрису Грету Гарбо. У неё такой же удивлённый разрез глаз и сочные губы.

– Разрешите вас пригласить, – с лёгким поклоном обращаюсь я к ней, пройдя через весь зал.

Обернувшись, она молча делает шаг мне навстречу, и я вижу, как снизу, из-под платья, высовываются большие, неуклюжие, закруглённые носки серых валенок, такие несовместные с нарядной лёгкой тканью.

Девушка кладёт руки, плотно схваченные синим материалом платья, мне на плечи и, уловив мой удивлённый взгляд, тоже взглянув вниз, спокойно и будто бы слегка охрипшим голосом говорит:

– Пол очень холодный… В туфельках не погарцуешь. Хотя местные красавицы, как видите, все на каблуках и в капроне.

– А вы, стало быть, не местная? – уже начав танцевать, спрашиваю я.

– На какое-то время – местная… Я здесь на преддипломной практике. Учительствую в школе. Сею, как говорится, «разумное, доброе, вечное»… Но, честно говоря, считаю дни до окончания моего пребывания в этой ссылке. И даже тороплю время, чтобы поскорее вернуться домой, в Иркутск. Впрочем, торопи не торопи – до весны всё равно здесь надо быть.

Она ненадолго умолкает. А потом, подняв лицо и глядя снизу на меня своими красивыми серыми грустными глазами, продолжает:

– Да и вы здесь, похоже, птица залётная…

На этой её фразе песня и наш танец прерывается.

С середины зала я проводил девушку к окну, у которого она стояла до этого, по дороге размышляя – прилично ли мне будет остаться рядом с ней?

– Можете побыть со мной. Если, конечно, хотите, – словно прочитала она мои мысли. – Развлечёте светским разговором.

Однако не успел я открыть рот, как пространство зала вновь наполнилось музыкой. Точнее – громкими звуками. Гармония предшествующей мелодии сменилась неистовой какофонией, сопровождаемой к тому же истошными воплями и душераздирающими криками неведомых, но явно бесноватых, скорее всего, судя по языку, заокеанских исполнителей.

Центр зала быстро заполнился танцующими, вернее – дёргающимися, трясущимися, извивающимися, кривляющимися телами, поскольку от элегантности танца в этих судорожных движениях уже почти ничего не осталось.

На новомодную трясучку из вестибюля прибежали даже подростки, которые особенно старались изощряться в кругу таких же, как они, потому что по-прежнему девушки «танцевали» с девушками, а парни, то есть шпана – со шпаной. Парни же стояли вдоль стен, подпирая их плечами, и снисходительно смотрели на кривляние своих юных дружков. Пар никаких больше не было. Все сбились в кучки и кружки. И в этом «одиночном плавании» каждый был, хоть и в кругу подобных, но сам по себе. Причём чем нелепее, потешнее были движения «танцующих», тем они были предпочтительнее. Во всём этом проглядывалось что-то обезьянье. И в такую минуту отрицать вызывающую у меня недоверие теорию Дарвина о том, что человек произошёл от обезьяны, было почти невозможно.

– Что это вы здесь рисовали? – чтобы с чего-то начать разговор, почти прокричал я девушке, наклонившись к ней и указывая взглядом на окно.

– Пыталась прорубить дороги в этом дремучем лесу, – тоже напрягая голос, ответила она.

– Ну и как, удалось? – стараюсь я продолжить разговор.

На мой вопрос она только махнула рукой и минуту спустя добавила:

– После… Нам этот шум всё равно не перекричать…

К счастью, ор вскоре прекратился. Тишина упала, как занавес, и нарушать её не хотелось, но и молча стоять рядом с этой необыкновенной девушкой тоже было нелепо.

– Очевидно, подругами вы здесь обзавестись не сумели? А может – не захотели? Я прав?

– Да нет, есть у меня подруга. И хорошая. Тоже практикантка-преддипломница, из Хабаровска. Только в отличие от меня человек она цельный, волевой. Собирается и в дальнейшем здесь работать. Моя же жизнь – сплошная цепь нелепостей: больших и маленьких. А моя самая большая мечта состоит в том, что я никогда больше не буду преподавать в школе. Для этой работы нужен особый склад души. У меня его, по-видимому, нет. Да и местные нравы в отличие от своей подруги я улучшать не собираюсь. Что поделаешь, такая вот я! Люблю свой город. Особенно центр, где живу. Люблю шумные улицы, толчею праздного народа на набережной…