Владимир Максимов - Не оглядывайся назад!..

В ритме своих учащённых шагов, вновь отчего-то вспомнив о вороне, я вполголоса, как бы подстёгивая свой резвый шаг, продекламировал из Николая Рубцова: «Нету дома у этой вороны, и от холода нет обороны…»

В первых, ещё жидких фиолетовых сумерках – впереди, как далёкие звёздочки, приветливо замигали огни деревни, и резко усилился встречный ветер.

Первое обстоятельство ободрило нас, как будто бы чуть-чуть прибавив сил. Второе кроме и без того уже предельной усталости оказывалось дополнительным препятствием в достижении цели. И получалось, что в конечном итоге оба эти обстоятельства почти уравновешивали друг друга. Отчего мы продолжали в том же темпе, размеренно, небыстро продвигаться вперёд, не на таких уже стойких, как утром, ногах. К тому же в отличие от бодрящего утреннего и дневного ветерка этот ветер был тёплым и, судя по всему, нёс на своих необъятных могучих упругих крылах нешуточную метель.

– Вовремя мы успели проскочить, – обернулся ко мне Юрка. – Ветер с океана. Явно непогодину притащит. Замело бы нас с тобой на реке подчистую, опоздай мы с выходом хотя бы на денёк. У такого ветра, чувствую, и на целую неделю ненастья наберётся…

Обращаясь всё ещё ко мне, Юрка смотрел уже на приблизившиеся к нам и зазывно светящиеся жёлтым светом, размером со спичечные коробки, два окна метеостанции, стоящей на скалистом мысу, отчего казалось, что этот игрушечный отсюда, издали, домик висит в воздухе, поскольку чернота скал уже успела смешаться с чернотой небес.

К этому мысу около века назад уже отчаявшуюся и почти погибающую после смерти их проводника – Дерсу Узала, экспедицию Арсеньева, вывели орочи, нечаянно встретившиеся им в тайге…

Казаки, сопровождавшие экспедицию «по картографированию Белого пятна» на карте Российской империи, поставили потом на этом месте – вдающемся своим скалистым боком в Татарский пролив, «Животворящий» деревянный крест, от которого ныне и праха не сыщешь. А вот название мыса – «Крестовоздвиженский», нанесённого на карту, осталось…

– Схожу завтра на метеостанцию, – после долгого молчания снова заговорил Юрка, будто что-то решивший для себя в этот момент. – Узнаю прогноз погоды… Хотя, судя по приметам, сядем мы с тобой здесь, как минимум, на неделю, – без особой горечи от предполагаемой задержки, закончил он, для чего-то потрогав свою густую, красивую бороду, будто решая сейчас её участь. – Да, надолго мы можем здесь, паря, застрять, если пурга закуролесит! – Ещё веселее, и не с таким прерывистым дыханием, закончил он. А я подумал, что, если ветер не переменится, он того и гляди сломает речной лёд…

Может быть, именно этого и ждала притихшая природа, поразившая меня сегодня днём своей оцепенелостью. «Не дай бог в такое время оказаться на реке. Как зыбко всё и тонко в этом мире. От случая, от пустяка – может зависеть твоя жизнь…»

Вот уже и метеостанция осталась позади…

С тропы, идущей по реке, мы вышли на дорогу, которая резко изменила направление нашего хода. Ветер теперь дул не в лицо, а в правую щеку. А перед нами янтарными бусами окон на белом волнистом пространстве при свете луны раскинулась деревня, занесённая снегами по самую макушку.

На крышах лежали пышные «перины», и от этих «перин» в тёмное небо устремлялись легкие дымы… Невидимый ветер пригибал их к скатам крыш, а потом отрывал и уносил куда-то вверх. Но они всё равно продолжали клубиться почти изо всех едва видимых труб бревенчатых изб, пытаясь дотянуться до притягательной, праздничной, низко висящей бледнолицей луны.

От этих весёлых дымов стало как-то ещё бодрее, а усталые ноги зашагали ровней. Собаки, почуяв жильё, весело задрав хвосты и ловя вытянутыми вперёд носами новые запахи, заметно оживились и то и дело нетерпеливо поглядывали на нас, удивляясь, должно быть, нашей нерасторопности.

Посреди ночи я проснулся от монотонного, заунывного воя метели, свирепствующей снаружи.

Ветер и снег напирали на стены дома, заставляя дребезжать закрытые ставни… И, ненадолго отступив, начинали новую атаку на сей «неприступный редут». Представив почти полуметровые брёвна дома, из которых он был сложен, я блаженно потянулся и снова закрыл слипающиеся от усталости глаза.

«Тепло, темно, уютно, сытно, сонно, как в утробе матери. Что ещё нужно человеку для счастья?..» Протянув высвободившуюся руку, я, под таким же как у меня, «надутым» пуховым одеялом («Чтоб на полу вам не холодно спать…»), которые были извлечены из заветных сундуков хозяйки – бабы Кати, обнаружил Юркино плечо. Он что-то недовольно буркнул спросонья, перевернулся на другой бок и снова затих, будто исчез совсем, покинув и этот дом, и этот мир… Как мог уже это сделать не раз за свою недолгую бродяжью жизнь, в которой частенько будто бы испытывал себя на прочность… И, надо сказать, что матушка-природа сработала его, и особенно – его волю, из какого-то особо прочного материала. Может быть, именно поэтому ему и удавалось пока выходить победителем из порой совершенно безвыходных ситуаций, зачастую, впрочем, созданных им же самим.