Андроник Романов - 1надцать (сборник)

– Нужно поговорить, – это голос Ванюши.

Закинув за голову руки, я лежу с закрытыми глазами на жестяной крыше.

– Слышь, Антон? Нам нужно поговорить.

– Ну, говори, – я открываю глаза. Высоко над нами на абсолютно голубом небе чертит шероховатую белую линию самолет.

– Я насчет Юли.

– Что насчет Юли? – поворачиваю голову к Ванюше. Он продолжает стоять надо мной, весьма забавный отсюда, снизу. Я почему-то вспоминаю Давида Микеланджело и улыбаюсь несоответствию ракурса и фигуры.

– Она твоя девушка? – Ванюша наливается не свойственной ему маджентой.

– Что ты хочешь? Говори прямо.

– Я хочу на ней жениться.

Я смеюсь в голос.

– Не обижайся, Ванюша…

– Ты же ее трахнешь и бросишь, как остальных, – продолжает он.

– Притормози, чувак. Ты, наверное, чего-то не понимаешь…

– Слушай, у меня к тебе предложение. Ты же знаешь, кто мой отец?

– Слыхал, – говорю я, хотя на самом деле ничего такого не слышал и не знаю, но догадаться не сложно. Хотя бы по бритоголовому водителю шестисотого мерседеса, который доставляет Ванечку к дверям общаги всякий раз, когда он с баулом, полным сникерсов, ликеров и вискаря, приезжает искать нашей дружбы.

– Я тебе дам отступные.

Я опять смеюсь:

– Ты хочешь купить то, что мне не принадлежит, Ванюша.

– Просто не мешай. Я тебе завтра дам десять штук. Десять тысяч долларов.

– А почему именно завтра, а не сегодня или через месяц? И предложил бы сразу миллион, чего мелочиться?

– Слушай, я серьезно. Ты ведь ее не любишь. Завтра, потому, что сегодня ты с ней переспишь. Сделай это, ты ведь хочешь. Я вижу, как она на тебя смотрит. Каждый получит свое. И ты мне дашь слово, что никогда об этом ей не расскажешь. Я сам потом…

– А вот и мы! – Юлька вылезает из чердачного окна, держа за горлышко бутылку какого-то сладкого пойла. Другое она не покупает.

– Где Ваську потеряла? – хриплю я.

– А Василиус укатил в общагу к своей Катарине, – смеется она, с усилием крутит горлышко бутылки, отвинчивает-таки крышку, отпивает глоток, с удовольствием жмурится: – «Бейлиз»…

– Откуда на «Бейлиз»? – интересуюсь я.

– От Ванюши, – говорит Юлька и смотрит на альбиноса, который уже направляется к чердачному окну. – А ты куда?

– Да мне еще нужно по делам. Завтра увидимся. Я к вам заеду. Вечером.

Ванюша машет рукой, и мы остаемся одни.

На сцене в декорациях, изображающих крышу, двое. Один – высокий, темноволосый, явно подшофе, сидит на краю, свесив ноги. Слегка подтолкни – и полетит вниз. Второй, невысокий, нервный, беловолосый, как будто выцветший альбинос. Трезв и смотрит на первого с нескрываемой ненавистью.

– Нам нужно поговорить, – произносит он.

– Ну, говори, – отвечает первый.

– Я насчет Оли.

– А что насчет Оли?

– Она твоя девушка?..

Когда начинается эта сцена, я поворачиваюсь к Юле. Она перехватывает мой взгляд, обнимает меня, притягивает к себе и целует в губы.

– Ты такой молодец, – шепчет она, – Как ты все это запомнил? Чудесная пьеса. Это ведь мы, Антоша… Ты гений.

Кто-то недовольно бормочет сзади, потом громче уже нам:

– Молодые люди, вы не могли бы…

Но я не отвечаю. Я смотрю на нее – радостную, открытую… Нужно уходить или остановить к чертовой матери этот спектакль, прекратить все это хотя бы здесь, может быть, даже поверить, что и там – в нашем прошлом – сломается какое-нибудь колесико, и я скажу «Да пошел ты нахер, Ванюша»…

Я встаю и, стараясь не шуметь, выхожу из зала.

К ней меня привела ее лучшая подруга, бывшая мне в том смутном году – как бы это сказать… Мы неделю как начали встречаться, но с моим врожденным поздним зажиганием в смысле влюбленности я, скорее, был ее продвинутым пользователем, чем «молодым человеком». Да, именно так. Все, что я теперь помню о той несостоявшейся любви, – это то, что девушка была высокой, почти с меня ростом, в некотором смысле я был у нее первым и то, что фамилия ее была – Волкова.

Одним из апрельских вечеров, отзанимавшись приятным, валяясь в темноте на родительской кровати, мы болтали о каких-то глупостях, и вдруг Волкова сказала: «А пойдем к Вербицкой». И без лишних разговоров – ноги в джинсы, куртки на плечи – мы пошли.

Вербицкая жила в типовой серой девятиэтажке, кажется, на седьмом этаже. Полумрак подъезда, одинокая перегоревшей лампочка, разноголосье сквозняков, Волкова звонит в дверь, и нам открывает худенькая невысокая девчушка с короткой стрижкой густых черных волос.