Максим Лапшин - К Лоле

А еще в детстве я умел видеть молекулы, но это иногда мне мешало. Ладно, хватит вспоминать все подряд, надо спать.

……………………………………………………………………………

Тиран, неприятный широколицый толстяк в военном френче, ехал по городу в автобусе. Вместе с двумя министрами и тремя телохранителями они занимали диван за спиной у водителя. От работающего рядом двигателя шел жар, и по лицу тирана, министров, телохранителей обильно струился пот.

Военный министр Тирана имел при себе кое-какие проекты по своей части. Тиран велел достать из портфеля проекты и объявил экстренный инженерный совет, на котором первым делом принялись обсуждать идею автомата, усиливающего ненависть к врагу. Развернутые листы с эскизами и чертежами занимали так много места, что пришлось приказать сидящим на соседних местах пассажирам уплотниться и придерживать края бумаг.

Дискуссия была прервана на короткое время, когда автобус проезжал площадку детских аттракционов. Дети всегда вызывали у Тирана умиление. На площади, в центре большого хоровода, топтался нескладный человек с кондукторской сумкой на животе. Прежде чем поставить своего ребенка в медленно движущийся круг, нужно было отдать человеку монетку. Невдалеке расположился ларек с напитками, от которого родители наблюдали мерное и безмолвное вращение замкнутой цепочки детей.

Постояв несколько минут, поехали дальше, но не успели вернуться к идее автомата, как внимание совещавшихся привлекло новое здание кафе на углу двух проспектов. Внутри кафе всегда находились люди, потому как крыша этого замечательного заведения держалась на головах самих посетителей. Такое архитектурное решение было придумано одним социальным реформатором в целях сплочения общества. Тиран был доволен и с одобрением причмокивал ветчинно-розовыми губами.

Во время лекции меня часто спрашивают: «Антон, что ты пишешь в своей красной тетради? Ты ведь совсем не смотришь на доску! Похоже, там у тебя не лекция». Что мне ответить моим любознательным соседям по аудитории? Я пока не готов рассказать им правду. Я вспоминаю Тирана, листки из Аниной сумочки и многое из того, что случилось раньше. Хотя «случилось» не совсем подходящее слово. Я наугад выбираю одну из историй и отвечаю:

— Я пишу роман без головы.

— Как это? — удивляются соседи справа и слева. — Ты сочиняешь нечто вздорное, без научной основы и здравого смысла?

Я усмехаюсь:

— Ну что вы, разве я могу? Я, студент такого учебного заведения, где даже от борща в студенческой столовой веет интегралом? Категорически — нет! «Нет», которого в иных обстоятельствах вы от меня ни за что не добьетесь, потому что я хронически привык говорить и людям, и обстоятельствам — да! В произношении этого слова я тренируюсь с тех самых пор, как научился вообще что-либо говорить. И клянусь, мое «нет», сказанное необдуманно или второпях, всегда несет в себе скрытый зародыш «да». Вот и сейчас, говоря «нет», то есть утверждая, что я не могу быть антинаучным, я тем самым заявляю, что — да, фантазирую, но в рамках строгой теории, имя которой — здесь вы, пожалуй, будете слегка огорошены — ломающийся, паясничающий, кажущий зрителю зеленым язык абсурда. А что еще мне остается после несправедливого исчезновения Лолы? Учитывая расстояние между нами, трудно хоть немножечко не сойти с ума. Или начать ерничать. Вот я и ерничаю. И сны, между прочим, тоже на моей стороне.

Произнеся про себя все вышеназванное, я продолжаю вслух:

— Вечно вам подавай здравый смысл и реальную основу. Просто хлебом вас не корми, а… корми вас хлебом, на который намазан бескомпромиссный реализм вместо масла! А ведь что представляет собой наша так называемая реальность, если хорошенько в ней разобраться? Вчерашний вымысел, старая сказка. Тем не менее могу вас утешить. Я не антинаучен в своих записях. Фантастичен — да, этого у меня не отнять. Однако мысли сказочника и ученого зачастую движутся в одном направлении. У сказочника порой даже с некоторым опережением. Впрочем, судите сами. Мой роман начинается с чествования изобретателей, которым наконец-то удалось построить машину времени. В первой главе машиной только любовались, во второй на ней принялись колесить во времени взад и вперед, а в третьей с огорчением заметили, что до определенных — и, надо сказать, весьма интересных — исторических периодов машина, увы, не достреливает. Повозившись с ее устройством, а заодно и с физической теорией, на чьих принципах основана работа машины, пришли к выводу, что дальность путешествия зависит от массы тела пилота. Это подтвердил и опыт — на максимальные дистанции удалось замахнуться пилоту-карлику и семилетнему ребенку. Ученым и прочим заинтересованным лицам, многие из которых оказались весьма тучны, забраться в изрядно удаленные времена не представлялось возможным.