Пауло Коэльо - Мата Хари. Шпионка

Как ни парадоксально, от этой мысли меня охватило невероятное ощущение свободы. Я знала, что вскоре мои наряды догонят меня, но пока я могла попробовать себя в новой роли – женщины без ничего, принцессы на чужбине, находящей утешение в мечтах о том, как однажды она вернется в свой замок.

Купив билет до Амстердама, я обнаружила, что до поезда мне остается несколько часов и что, хоть я изо всех сил старалась выглядеть скромницей, я по-прежнему привлекала к себе всеобщие взгляды. Правда, я привыкла к другим взглядам, а в этих не было ни восторга, ни зависти, одно лишь жадное любопытство. На платформах было полно народу, и, кажется, все, кроме меня, были нагружены сверх меры чемоданами, дорожными сундуками, баулами, ковровыми саквояжами. Я услышала, как какая-то мать повторила дочери совет, который совсем недавно я выслушала от Франца: «Если появится патруль, говори по-немецки».

Мои попутчики не были дачниками, едущими провести выходные за городом, это были потенциальные «шпионы», иностранцы, и они старались побыстрей разъехаться по своим странам.

Я решила не вступать ни в какие разговоры и, по возможности, не встречаться ни с кем глазами, но тут ко мне подошел пожилой мужчина:

– Не хотите потанцевать?

Неужели меня узнали?

– Мы там, в конце платформы. Идемте!

Я невольно пошла за ним, по какому-то наитию поняв, что, смешавшись с людьми, буду в большей безопасности. Внезапно я оказалась в толпе цыган и бессознательным движением прижала к себе сумочку. В их глазах был тот же страх, что у всех, но, казалось, они сами не придают этому никакого значения, словно привыкли постоянно менять выражение. В конце платформы плясали три женщины, остальные обступили их, ритмично хлопая в ладоши.

– Ну, чего, женщина, вы не танцуете? – спросил мужчина, приведший меня туда.

Я сказала, что никогда в жизни не танцевала и сейчас не время начинать. И даже если бы мне захотелось присоединиться к плясуньям, тесное платье сковывает мои движения. Он удовлетворился моими объяснениями и принялся хлопать в ладоши, показывая мне, чтобы я хлопала тоже.

– Мы балканские цыгане, – сказал он мне. – Говорят, война в наших-то краях и началась. Нам надо побыстрей отсюда выбираться.

Мне хотелось объяснить ему, что война началась не на Балканах, это был всего лишь предлог, чтобы поднести спичку к бочонку с порохом, уже давно лежавшему здесь. Но Франц был прав, мне следовало держать рот на замке.

– Рано или поздно война кончится, – сказала черноволосая и черноглазая женщина удивительной красоты, которой не могла повредить ее уродливая одежда. – Все войны кончаются, когда те, кому нужно, наживутся на мертвых. Мы же всегда стараемся уехать от войны подальше, только войны почему-то упрямо следуют за нами.

Дети рядом с нами играли так упоенно, словно не было никакой войны и бегство было просто очередным приключением. Их драконы вели схватку друг с другом на лету, их рыцари в железных латах потрясали длинными копьями, и мир, в котором никто ни за кем не гонялся, был бы для них скучен до крайности.

Заговорившая со мной цыганка велела им вести себя потише и не привлекать к себе ненужного внимания. Но никто из них даже ухом не повел.

Казалось, что попрошайка знает всех прохожих в лицо. Он сидел на главной улице и распевал:

Птичка в клетке поет о свободе, но живет за решеткой.

Ай, Тея, Тея, ты согласилась жить в клетке, потом захотела сбежать, но никто не помог тебе, потому что никто не понял.

Я не знала, кто такая Тея, и думала только о том, что мне нужно как можно скорее попасть в консульство и найти там Карла Крамера, единственного, кто способен мне помочь. Я провела ночь в третьесортной гостинице, боясь, что меня узнают и выставят на улицу. Жители Гааги показались мне людьми из другого мира. Кажется, новости о войне сюда не доходили, их задерживали на границе вместе с тысячами беженцев, дезертиров, французов, опасающихся преследования, бельгийцев, бежавших от войны, – все эти люди надеялись только на чудо.

Впервые в жизни я была счастлива тем, что родилась в Леувардене, и тем, что у меня голландский паспорт. Он означал безопасность. Пока я ожидала своей очереди на границе, радуясь, что у меня нет багажа, – какой-то человек, лицо которого я не успела рассмотреть, бросил мне конверт и растворился в темноте. На конверте был написан чей-то адрес, но надзиравший за порядком голландский офицер выхватил его у меня, распечатал, прочел и молча вернул. Следом подозвал своего германского коллегу и кивком указал в ту сторону, куда скрылся человек, бросивший мне конверт: