– Выводи на середину реки, Баркасик!
– Прилив низкий, можем застрять.
– Выводи. Низкий он там или высокий, а груз – мой.
– А лодка моя.
– Больно много знаешь. Выводи и давай к середине. Понял?
– Если застрянем, пограничники сцапают нас, как шалых воробышков. Угодим в ловушку.
– Меня живьем не возьмут, черт побери! Когда я иду на такое дело, жизнь я оставляю дома, в пудренице моей бабы.
– Я хожу на такие дела десять лет и собираюсь проходить еще десять.
– А я начал пару месяцев назад и хочу кончить по-быстрому. У меня шесть пуль в револьвере, да еще две полные обоймы. Для себя мне двух довольно; остальных хватит для патрульных или для тех, кто со мною свяжется.
– Если будет на то воля божья, они не понадобятся! – сказал Баркасик после долгого молчания.
– Оно бы хорошо, да паленым попахивает, ясно тебе?
– Со мной неудач не бывает, можете убрать оружие.
– Ты не бойся, Баркасик. Оно стреляет, только когда я пальцем нажму, но, уж когда нажму, шесть пуль выпустит одну за другой. Прямо как пулемет, черт побери!
Рукоятка руля скрипит под тяжестью старшого, упершегося босыми ножищами в борт шлюпки. Прилив достиг наивысшего уровня, и это помогает гребцам, шлюпка пошла быстрее, а может, гребцы почувствовали себя увереннее, выйдя из Тежо. Два часа утра; луна не показывается.
– Далеко еще? – спрашивает старшой, не поворачивая головы.
– Да нет… За мостом Порто-Алто, немного повыше.
– А машины у вас наготове, чтобы мы разгрузились побыстрей?
– У меня всегда всё в полном порядочке.
– Не знаю: мы работаем вместе в первый раз.
– И надеюсь, что не в последний.
Зе Мигел протягивает старшому бутылку водки, трижды дотронувшись до его плеча стволом револьвера, чтобы тот лишний раз почувствовал, что он ему не доверяет. Баркасик отпивает два больших глотка и передает бутылку первому гребцу по левому борту.
– Вы, хозяин, парень что надо, но уж больно недоверчивы.
– Знак, что я встревожен.
– Чем это?!
– Боюсь себя самого, и только. Иногда начинаю раньше времени.
– В таких делах хладнокровие нужно, хозяин Зе.
– Нужно-то нужно. Да я предпочитаю начать раньше времени, чем кончить позже, чем надо. Кто вовремя не поспевает, тот в дерьме застревает.
Они шепчут друг другу на ухо, в странной интимности. Секретничают, как влюбленная парочка или двое друзей, еле внятно, приглушив голоса, чтобы никто не расслышал.
Растительность по берегам колышется от порывов палмелонца; иногда плывущим становится страшно, словно из ветвей и трав доносятся угрожающие выкрики.
Теперь, может быть, станет понятно, почему в баре Зе Мигела охватил приступ злобной ярости. Виски в его представлении связывается с риском, опасностью, страхом, это напиток, с которым он имел дело в тревожные ночи, грозящие гибелью.
Когда ящики были выгружены, Зе Мигел договорился со старшим встретиться на берегу в Беато.
– Завтра, как свечереет. Хочу отблагодарить тебя и договориться о новом дельце. Работаем исполу, идет?!
Когда они сошлись вдвоем на пустынном берегу близ Беато, оба пустили в ход и кулаки, и ноги. Зе Мигел схлопотал больше, чем выдал, но зато руки потешил и обзавелся верным другом на весь остаток жизни. Баркасик был бы не прочь схватиться врукопашную: если бы он подмял Зе Мигела под себя, он бы от него мокрое место оставил, Зе Мигел и сейчас так думает. Но Зе Мигел не дался, бился на расстоянии, легко отскакивая и нанося удары головой и ногами. Хуже всего были пять затрещин старшого, расквасивших противнику всю физиономию; но и Зе Мигел в долгу не остался, дважды двинул старшого в скулы, так что у того тоже всё лицо распухло. Поквитались, одним словом.
Устав, оба почувствовали, что удовлетворены, и вместе вернулись в Посо-до-Биспо. Вошли в первую попавшуюся таверну обмыть раны водкой, и Зе Мигел потребовал шесть двойных красного. Только тогда они поглядели друг другу в глаза – открыто, без досады. Торжественно подняли стаканы до уровня носа в знак мира и дружбы и осушили залпом. Затем разбили стаканы о стойку и распрощались.
Когда Зе Мигел вышел, Баркасик возвестил присутствующим, торжественно покачав головой: – Вот парень так парень!… И начал рассказывать, что произошло.
Алисе Жилваз подозревает, что через два месяца ей придется покинуть дом, где она так долго жила сеньорой.
Придут судейские, продадут с молотка мебель, контрабандные ковры, фарфор и постельное белье, а еще семь люстр со стеклянными подвесками: Зе Мигел купил партию, а она распорядилась повесить по всем комнатам, одна попала в ванную. И зачем только ее Зе Мигел выписал из Лиссабона семь с четвертью метров книжек для трех стеллажей?
Читать дальше