Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

Нелепое создание человек — его приговорили к смерти, но отсрочили казнь на денек, и вот он уже строит планы на будущее. Так и я, получив небольшую передышку, взирал в грядущее с оптимизмом, несмотря на то, что ситуация никак не изменилась — просто выспался и все.

Надел джинсы, натянул рубашку, обратив внимание, что ткань на пузе, обычно вздутая парусом, повисла, будто попала в штиль. Провел дрогнувшей рукой по животу и ахнул про себя, еще не веря в чудо, пивной нарост исчез, вернув меня в состояние годичной давности, когда я так гордился природной худобой, столь редкой среди городских мужчин, бегущих с горочки жизни.

За спиной заиграла тихая мелодия, постепенно нарастая, я обернулся и ахнул во второй раз — на бильярдном столе, облаченная в короткий малиновый топик и такого же цвета шаровары извивалась Дунька, исполняя фривольные движения отдаленно напоминавшие танец живота. Поискав глазами остальных участников арабского перфоманса, я увидел их, осторожно выглядывавших из-за колонны — черт лыбился во всю пакостную морду, дурашливо покачивая в такт головой, как китайский болванчик, а стоящий позади гриф уткнулся ему клювом в плечо и, судя, по сотрясающимся перьям и ритмичному храпу, ржал как лошадь, точнее, как пегас с крыльями, а глаза прятал, потому что не мог вынести того позора, что представляла из себя полуобнаженная крыса.

Было ясно — именно «два братца из-за колонны» выступают застрельщиками представленья, бери выше, креативными продюсерами, ответственными за постановку, музыкальное сопровождение и реквизит.

Дунька выглядела как дура, энергично виляя задом, вернее, трясла им влево, будто стучалась бедром в закрытую дверь, ритмично позвякивая колокольчиком на конце хвоста. Она пыталась строить глазки, томно хлопала ресницами, накрашенными ядовито-зеленой тушью, оттого лицо крысы приобретало сходство с хищным тропическим цветком пожирающим доверчивых насекомых на острове Борнео. Казалось, она мечтает съесть глупого зрителя взглядом, а что не влезет, затолкнет внутрь ресницами. Если забыть про фантасмагоричность действия, танец Дуньки, включавший помимо мотивов востока элементы гопака и блатной чечетки, смотрелся откровенно пошло.

— Если это обещанный соблазн, — крикнул я в направлении колонны, указывая пальцем на крысу, — то я голосую за умерщвление плоти. Если красота в безобразном, безобразие в красоте.

Черт с грифом тут же спрятались. Из-за колонны послышался мерзкий смех, музыка внезапно оборвалась.

— Ты еще пожалеешь об этих словах, — решительно крикнула Дунька, выставив вперед ногу, как горнист, и погрозила в бешенстве маленьким кулачком. — Ты еще узнаешь, как страшна мстя отвергнутой крысы!

Прежде чем исчезнуть, она сдернула с хвоста колокольчик и запустила им точно мне в голову. Я остался один, почесывая ушибленный лоб, сам себя поздравил. — С добрым утром, Никитин!

Спустился на первый этаж, генерала на кухне не было, на столе стоял обязательный графин водки, между графином и тарелкой с завтраком лежала записка — я в магазине.

Стал лениво ковырять вилкой холодные макароны с сыром, а у самого на душе кошки скребли, как всегда — запоздало. Нехорошо я поступил с Дунькой, ой нехорошо — зачем обидел крысу — мало того, что она женского полу, так еще и абсолютно естественная во всех своих проявлениях, всегда заступалась, однозначно принимая мою сторону. Я не боялся ее мести, какие страхи на фоне предсказаний черта, но по прошествии пары минут собственный поступок выглядел более пошлым, чем танец крысы. Ну, сплясала бы, что стоило похлопать в ответ, послать воздушный поцелуй, да и разошлись бы миром. Нет, обязательно надо гадость сказать. Еще неизвестно, над кем смеялись гриф с чертом, прежде чем исчезнуть. Появится Дунька, покаюсь от чистого сердца. Стоп, сказал я себе — крыса уже второе существо, кому ты собираешься принести извинения, совсем недавно перед Бессоновым хотел голову пеплом посыпать. Я погрузился в размышления, перебирая четки воспоминаний, кого еще обидел мимоходом? И сразу, как огорошило, Наталья, сижу тут, водку трескаю, а жене даже не позвонил. Чтобы не быть голословным пустобрехом, выпил водки и стал поджидать генерала — звонить со своего телефона я не решался, хотя руки чесались. Решетов не заставил себя ждать, хлопнула дверь, он ввалился на кухню, розовощекий, с холодка, видимо подморозило сегодня, отточенным движением метнул сумку с плеча на стол, заряжая бодростью пространство вокруг себя, прикоснись, искры полетят. Я попросил у него телефон, передислоцировался в зал и набрал Наталью, предусмотрительно позвонив ей не на мобильный, а на рабочий городской.