Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

Ненавистники, убежденные в злодейском начале Петькиной улыбки, получили наглядное подтверждение собственной правоты, любившие Петруччо, даже не пытались с ними спорить, придерживаясь иного взгляда на любовную катавасию. История хоть и получилась в шекспировском духе, но все действующие лица остались целы и чрезвычайно довольны результатом. В самом деле, кому было бы лучше, если бы три человека разругались в хлам и продолжали бы скакать по жизни в гордом одиночестве, отягощенные ненавистью друг к другу?

Директор завода глядя на плохо замаскированные страдания бывшего мужа и брата по перу опять проникся — он был по жизни человеком совестливым — и предложил себе на замену в виде бонуса приятеля по охоте, генерал — майора милиции в отставке, большого любителя рассказывать байки из полной опасности жизни сотрудников правопорядка. Петька поначалу упирался, как мог, но, исповедуя принцип оставаться со всеми в хороших отношениях при любом раскладе, согласился поохотиться в узком кругу, где их и представили друг другу за костерком под коньячок. Генерал, хоть и пересыпал свою речь штампованными кирпичами из воинского устава, оказался приятным в быту малым, не лишенным литературного начала. И дело пошло. Генерал стал не то чтобы линкором, а флотилией, армадой кораблей разнонаправленного курса, сметающих все на своем пути. Они взяли один псевдоним, представившись братьями, выбрали главного героя средних лет, конечно же, следователя, но шагнули чуть дальше, наградив его не только неординарной внешностью, но и выходящим за привычные рамки характером. К тому же, герой, следователь по фамилии Неровный, по ходу книги частенько прикладывался к бутылке не только во время отдыха. В профильном журнале к генералу относились с вполне понятным пиететом и, слегка поморщившись, напечатали оба романа. Генерал уже хлопотал о премии, но переговоры зашли в тупик, высокие стороны никак не могли сойтись на степени — предлагали третью, он соглашались только на первую, проявляя неуступчивость в полной мере.

Но тут случился конфуз. В издательстве, точнее в редакции детективной литературы, завернули оба романа, так как герой явно не соответствовал высокоморальному облику советского следователя. Не только завернули, но и заняли при этом глухую оборону, а на давление генерала ответили еще жестче — стукнули на него куда следует, приложив разгромные, а по сути, кляузные рецензии на романы. Авторов вызвали на ковер в высокий кабинет. Все бы обошлось мелочевкой, если бы генерал проявил смекалку и не взял Петьку с собою, объяснив его отсутствие болезнью. Но отставник был человеком чести, принципов, с которыми не расставался даже во сне, и на предусмотрительное Петькино — может не стоит, ответил — надо, потащив соавтора в логово милицейской морали. Конечно же, улыбка Сапога не только не вписывалась в интерьер кабинета с тяжелыми мрачными шторами, являясь полным диссонансом всей гнетущей атмосфере, но и послужила катализатором к гневному разносу со всеми вытекающими последствиями.

— У вас один положительный герой, да и тот Неровный, — орал начальник управления, подначиваемый Петькиной улыбкой. — Вам мало порядочных, нормальных офицеров? Почему он у вас спит с ресторанной проституткой, можно сказать, с блядью, торгующей телом за иностранную валюту?

Кончилось все довольно печально, литераторов выгнали взашей, пообещав, пока начальник управления занимает свой кабинет, они могут писать, хоть исписаться, ни одно издательство в Советском Союзе их не напечатает.

Пришедшая, как ревизия, неожиданная перестройка внесла значительные коррективы не только в планы приунывших соавторов, но и разительную перемену в первоочередные задачи отвергавшего их с порога издательства. Петруччо на пару с Генералом внезапно оказались пострадавшими от советской власти, ухватились за формулировку и махали ею как жупелом направо и налево. Самое смешное — как ни верти, это было истинной правдой. Сапог решил не останавливаться на достигнутом — он проплатил откровенную беседу известного журналиста с бывшим милицейским чином, смытым волной кадровых перестановок, в которой тот покаялся в зажиме талантов и лично попросил прощения у опередивших время Петруччо и Генерала. Интервью появилось в центральной прессе, наделало такого шуму, что можно было смело выставлять кандидатуру одного из соавторов в депутаты.

На столь духоподъемной ноте братья Кедровы издали еще девять романов с опером Неровным, матеревшим от книги к книге, но тут страну захлестнула волна переводных детективов. Генерал хотел было уже прикрыть лавочку и уйти на заслуженный покой, тем более, что кубышку считал набитой доверху — романы братьев расходились сумасшедшими тиражами — но Петруччо смотрел далеко за горизонт и решил замутить издательство. Поначалу дело шло почти безнадежно, и тут Петруччо опять выкинул фортель. Союз писателей СССР раскололся на три независимых и ненавидевших друг друга союза, чем не преминул воспользоваться Петька — он вступил сразу в три.