Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

Все фобии, страхи, переживания вылезают на поверхность из моря сознания, подобно богатырям во главе с дядькой Черномором, обступают вкруг тебя и начинают галдеть наперебой, пытаясь перекричать друг друга. И не убежишь, не спрячешься, все равно догонят, будут хватать за рукав, разворачивая к себе, тыкать пальцем в грудь, пока окончательно не убедят тебя в том, чего на самом деле не было.

Пока жена гремела ключами, закрывая дверь, я закурил в ожидании лифта.

— Неужели нельзя хоть раз потерпеть, спуститься, выйти на улицу, а потом закурить, — сказала Наталья, убирая ключи в сумку.

— Неужели нельзя хоть раз промолчать, когда я закуриваю в подъезде.

— Ты не один.

— Поразительное открытие. И ты не одна.

Милое утро. Мы вроде бы пытаемся наладить наши отношения, но получается убого, коряво, лучше уж помолчать. Но от молчания тоже никакого проку, замкнутый круг.

Психологи утверждают, что надо дать выговориться, дескать, помогает в межличностных отношениях. Не знаю, не знаю, я бы не хотел услышать всю правду о себе из чужих, хоть и милых уст. Допустим, сам-то я порой себя и в грош не ставлю, но в тайне надеюсь, что являюсь слишком строгим, придирчивым судьей. А на поверку окажется, что я приукрашиваю, преувеличиваю достоинства, коих нет вообще, а недостатки размером с Эверест, считаю мелкой кочкой. А вдруг в глазах любимого человека ты давно уже пустота, ноль без палочки, как сказал Варфаламей.

Мы вышли на улицу и сели в Наташкин черный джип. Я был против покупки ею внедорожника, уверял, что это дешевые понты, хотя они совсем недешевые, говорил, что придется ездить исключительно вокруг заправки, что проще было бы приделать к нашей комнате колеса и руль, но Наталья не прислушивалась к голосу моего разума, а загадочно улыбалась. Нет, я не завидовал, я ревновал, если такое возможно — ревновать женщину к машине. Она была большая, уютная, благоухала внутри и блестела снаружи, почти что безупречная колесница, а я не обладал подобными достоинствами.

Зачем женщине большая тачка? С мужиками проще. Большая машина есть продолжение мужского начала. Правда злые языки утверждают — у кого большой джип, у того маленький член. Мне кажется, что данную фразу придумали безлошадные пешеходы с огромными фаллосами. Так сказать в отместку.

Старо, как мир — когда я купил первый цветной телевизор, один мой знакомый, не имевший оного чуда техники, на полном серьезе убеждал меня, что от просмотра цветного изображения можно испортить глаза.

А у женщины машина что, продолжение вагины? За других не скажу, но у Натальи там все в норме. Короче, сплошной туман.

В большом торговом центре, конечной точке нашего путешествия я в который раз наглядно убедился, что заблуждался, собираясь сменить имидж в одиночку. Моя нерешительность в бытовых вопросах, граничащая с некомпетентностью проявилась в полной мере и, если бы не отважное вмешательство супруги, достойное всяких похвал, я бы до вечера бродил среди стройных рядов костюмов, полчищ брюк и эскадронов рубашек. В будний день, в утренний час, в пустом зале Наталья собрала вокруг себя всех имеющихся в наличие продавцов — двух миловидных девушек, прыщавого парня и начала инструктаж. Находясь на расстоянии, метрах в двадцати, и выражая всем своим видом мрачную индифферентность происходящему, я, тем не менее, краем глаза внимательно следил, как Наташка произносила вводные, втолковывала, какими мазками надо преобразить одиноко стоящий монумент, изображающий мужчину, чтобы блеклый памятник соответствовал оригинальному названию. Жена обозначала мое присутствие легким кивком головы, три пары глаз продавцов, как по команде, поворачивались в мою сторону, оценивающе оглядывали меня с ног до головы, и в их барражирующих взглядах я ощущал больше презрения, чем сочувствия. Давненько я не чувствовал себя так унизительно. Нет всякое в жизни случалось, но именно так, пожалуй что только на медицинской комиссии от военкомата, где я стоял голый перед врачихой лет тридцати. Она приказала повернуться к ней спиной, наклониться как можно ниже и руками раздвинуть ягодицы как можно шире.

Утешало только одно — врачиха за день видела столько волосатых жоп, что моя пятая точка, вкупе с болтающимся между ног отростком, не могла произвести на нее никакого впечатления. Я в ее представлении был одним из голых манекенов среди скопища таких же обнаженных уродов, не способных вызвать не то что сексуального волнения в душе, но даже слабого намека на эротизм.