Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

Дальнейшие события подтвердили, что я оказался прав — Петька резко пошел на поправку и уже через неделю скакал перед нами молодым козлом, когда мы приехали в больницу проведать инфарктника. Петруччо стал чрезвычайно набожным, без закидонов, что только пошло ему на пользу. При этом былая натура все равно давала о себе знать, он начал врать, что испытал клиническую смерть и с удовольствием делился с несведущими яркими впечатлениями от краткосрочного, но все же пребывании на том свете.

Ясновидящая таки вышла замуж за Генерала. Скажу больше, через девять месяцев она родила очаровательного сына, что недвусмысленно доказывало — с потенцией у неутомимого Жоржа все устаканилось. Генерал помолодел, будто отмотал двадцать лет назад, я все не мог понять, как это ему удалось, пока язвительный Петруччо, не шепнул мне на ухо название чудодейственного красителя для волос.

— Но все равно, орел! — резюмировал Петька.

Следователь Бессонов в безуспешных попытках выяснить имя настоящего отца зашел так далеко, что стал сущим докой по истории локальных военных конфликтов, в которых принимала участие наша страна. Он уволился из органов, написал две книжки и застрял в каком-то журнале военным корреспондентом. Одну из них, с подписью автора, я получил в подарок прямо на книжной ярмарке, куда меня торжественно пригласил Серега. На мой шутливый вопрос, не желает ли писатель, раз уж набил руку, отобразить все произошедшее с нами с такой же выразительной пунктуальностью, он лишь замахал на меня руками. Бессонов оглянулся по сторонам и шепнул мне на ухо только одно слово. «Окстись». Я понял, что он вступил в зрелый возраст.

Василика пошла на повышение — сменив тряпку на ноутбук, Василика Владимировна, как ее теперь величали, переместилась в заведующие редакцией фантастики в Петькином издательстве. Она выписала из Молдавии мужа с дочерью, была совершенно счастлива и подумывала об ипотеке для решения квартирного вопроса. Лишь один раз ее лицо омрачила внезапная скорбь, когда Петруччо, явно дурачась, подарил ей на день рождения серебристый велосипед. Я оказался свидетелем данного конфуза, случайно заехав к другу на работу за каким-то пустяком. Вася стрельнула в меня осторожным взглядом, глаза ее затуманились на мгновение, она отвернулась и выбежала из комнаты. Никто ничего не понял, кроме нас Петькой. Сапожников застыл с прилипшей улыбкой, а я красноречиво покрутил пальцем у виска.

Славка поплавал по фьордам, но, толи рыбалка ему не глянулась, толи фауна не приглянулась, вскоре вернулся назад в Первопрестольную. Вспомнив мой шутливый совет, через некоторое время он рванул на Гоа, да и застрял там, наслаждаясь покоем в компании смуглой аборигенки, судя по фоткам, годившейся ему в дочки.

У Таньки народился итальянский внук, Татьяна Борисовна на радостях чуть сама не родила, накупила вагон всякой всячины для мальчика пеленочного возраста, только собралась на Корсику к новой родне, как та сама пожаловала в наши пенаты многочисленным кагалом. Шумный мафиозный клан разместили в загородном доме, и уже через две недели русская бабушка начала вспоминать былые прегрешения, за которые ей объявили незапланированную корсиканскую вендетту.

Убийцу Мишки арестовали через два месяца, им оказался его визави по игре в шахматы, живший в соседнем доме. Почти год длилось следствие, потом был суд, на который я не пошел, тем более, что Танька в силу природного любопытства не пропустила ни одного заседания и регулярно докладывала мне вести с полей. Причиной убийства, кто бы сомневался, стала банальная тяга шахматиста к чужим деньгам, которых, как выяснилось с первых же дней процесса, у Мишки попросту не было. Я пропускал Танькины содержательные рапорты мимо ушей, меня не интересовали подробности, за исключением одной маленькой детали, но к счастью фамилия капитана Переверзина так ни разу и не прозвучала.

Постепенно события прошлого стали забываться, вытесняясь заботами о настоящем, я уже без внутреннего холодка читал в Интернете о перипетиях жизни Моники Беллуччи, лениво мазнув глазами страницу светской хроники. Как пишут в романах — ничто не дрогнуло в его душе при упоминании ее лучезарного имени.

Со временем мне удалось почти убедить себя, что случившееся лишь кратковременное умопомешательство сродни внезапной влюбленности, когда оглядываешься впоследствии на предмет своего вожделения и не можешь понять, хрена ли я в ней нашел? Тем более, что все, как по команде, перестали вспоминать события той слякотной весны, когда я был в восемнадцати шагах от несостоявшейся смерти. Пожалуй только Петька несколько раз пытался вывести меня на серьезный разговор о бестиарии, но я всегда уходил от ответов. Я их попросту не знал.