Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

Возникла неловкая пауза, тишина стояла такая, что было слышно, как муха на груди Дуньки чистит крылышки. Первой не выдержала крыса, она набрала воздуху поглубже в легкие, задержала дыхание, выпучив глаза, и взорвалась, будто сто лет крепилась, дав обет молчания.

— Ну что, сдал тебя дружок со всеми потрохами?

— Не факт, — возразил я.

— Еще какой факт! Только увидела его рядом с тобой на Чистых Прудах, сразу почувствовала неладное, рожа уголовная, манеры бандитские, одним словом, урка, — безаппеляционно настаивала Дунька.

— Ты, Евдокия, бежишь впереди паровоза, — пришел на выручку черт, — Мы не знаем наверняка, что в пакете?

Дунька дернулась, с желанием поспорить, но Варфаламей слегка придавил ладошкой ее плечо и крыса почтительно замолчала.

— Согласен — деньги, хорошо, пусть будет взятка. Непонятно одно — какова цель неожиданно щедрого презента, — рассуждал вслух черт, — утопить или отмазать?

— Вот в чем вопрос, — подражая Гамлету, гаркнул Шарик крысе прямо в ухо.

— Значит так, — не выдержал я, — вы тут разбирайтесь с серой Офелией, как сорок тысяч братьев, а я пойду и спрошу Макара, зачем он с Бессоновым встречался.

— И будешь выглядеть круглым дураком, — услышал я голос Дуньки, прежде чем закрыть дверь.

Дом у Макара был старый, еще сталинской постройки. Выйдя из заключения, Славка продал квартиру, напомнившую ему о прежней жизни и стал жить отшельником в однокомнатной лачуге, даже не сделав мало-мальского ремонта. Однажды я спросил его, почему он не поселился в жилище более соответствующему его состоянию? Судя по быстроте реакции, вопрос не поставил его в тупик.

— Видишь ли, я решил окружать себя вещами, расставание с которыми пройдет безболезненно. Чтобы ни о чем не жалеть, — ответил он, — Я ведь и дом на Истре продаю. Хочешь? Тебе уступлю за полцены.

Я решил, что он шутит, но Макар через некоторое время действительно расстался с двумя домами, на Истре и в ближнем Подмосковье, купил полуразвалившуюся халупу в деревне, проводил там основное время, вырываясь надолго из Москвы. Вряд ли такое поведение можно назвать рациональным с точки зрения вложения капиталов, но некий элемент мудрости несомненно присутствовал в его поступках.

— Какие люди в Голливуде, — приветствовал меня Макар, открыв дверь.

— Ехал мимо, дай думаю, зайду, — соврал я.

— Проходи на кухню, в комнате бардак, — предложил Славка, принимая у меня куртку.

Если то, что собой являла кухня, можно назвать порядком, представить страшно, какой кавардак творился в комнате — в раковине громоздилась гора немытой посуды, все пепельницы, их было четыре в разных углах, забиты доверху окурками. Несколько бутылок сиротливо прижались к ножке стула, стоящего у окна, на подоконнике лежал раскрытый журнал с голой девицей в разворот, служивший, судя по многочисленным круглым следам, подставкой под жаркое, которое хозяин потреблял прямо из сковородки. В общем, обычная берлога холостяка в последней стадии запущенности перед капитальной уборкой.

— Я сам только приехал, сидел сиднем за городом, приболел понимаешь, простыл — неуклюже оправдывался Славка, убирая со стола.

— Меня Петруччо на кладбище предупредил, правда он сказал, что у тебя что-то с животом.

— Он, как всегда перепутал, а может и наврал, с него станется, — есть будешь?

Не дожидаясь ответа, Макар схватил сковородку, положил в нее две верхних тарелки из Монблана в раковине и двинул в ванную. Послышался шум воды.

Славка сварганил глазунью за пять минут, нашлись даже две чистые вилки, от выпивки я отказался. Мы приступили к поглощению яичницы. Макар набросился на еду, а я лениво ковырял вилкой ломтик жареного бекона, собираясь с духом, чтобы задать другу неприятный, как мне думалось, вопрос.

— Мне Татьяна сказала, что Мишка у тебя денег не взял, — сообщил я как можно буднишнее.

У меня не получилось застать Макара врасплох, он не замер с вилкой в руке и ничего не дрогнуло на лице. Он продолжал жевать с той же скоростью, что и раньше, посматривая то на еду, то на меня ничего не выражающим взглядом. Застыл я в ожидании ответа, будто от этого зависела моя жизнь.

Наконец он доел, протер хлебом тарелку дочиста, не спеша достал платок из кармана, вытер губы и посмотрел внимательно мне в глаза.

— Зачем тебе это надо?

— Что «это»? — я как-то даже опешил, не понимая, о чем речь.

— Какая разница, давал я ему денег или нет, взял он их или мимо проехал? Тебе от этого легче будет?