Виктор Мануйлов - Лестница

Разлюбил? Совсем не любил? Этого не может быть! Это не его слова! Нет, не его! Это все мама выдумала, уверенная, что поступает так исключительно в интересах своей дочери. Бедная, бедная мама! Как она исхудала за те дни, пока шел закрытый процесс над Юрой. Конечно, он не виноват! Потому что Юра. да он такой человек, что лучше умрет, чем сделает что-то дурное другому человеку, если. если, конечно, этот человек не хочет его смерти. Разве бы он мог иначе поступить? А в газетах писали, между тем, что Тепляков и то, и се, и пятое-десятое, что таким людям нельзя доверять заботу о других людях, что. и много еще чего там наплели, то ли забыв, то ли отбросив тот факт, что он жертвовал жизнью, спасая ту женщину, которая оказалась совсем не той, за кого себя выдавала. Опять же, если верить газетам и телевизору. А все потому, что никто из этих писак не знал Юру так, как знала его она, Машенька. Да, знала. А теперь не знает, что и думать.

Ожил мобильник — подарок Юры. Машенька глянула на экран — странно, номер совсем незнакомый. Кто бы это мог быть?

Приложила к уху плоскую коробочку.

— Але-ооо!

— Здравствуйте, — произнес несколько хрипловатый голос, явно пожилого человека. — Мне, пожалуйста, Машу Яловичеву.

— Здравствуйте. Я вас слушаю.

— Машенька! С вами говорит Шарнов Данила Антонович. Надеюсь, Юра Тепляков говорил вам хоть что-то обо мне.

— Данила Антонович. А, да-да! Помню-помню! Говорил! А вы от Юры?

— От Юры? Почему — от Юры? Нет, я сам по себе. А у вас, Машенька, есть с Юрой связь?

— Нет. Он мне не звонит. А я ему звонила-звонила, но мне все время отвечали, что абонент недоступен.

— Странно. Я полагал, что. что вы что-то знаете, как он там.

— Я даже не знаю, где он находится. Я ходила в суд, а мне сказали, раз я не имею к нему никакого родственного отношения. — Машенька с трудом сдержалась, чтобы не всхлипнуть.

— Вы с ним поссорились? — спросил Шарнов.

— Не-ет! — вскрикнула Машенька. — Что вы! Я думаю, что он. что он решил. потому что его осудили, вот он и решил. — и Машенька не выдержала и всхлипнула.

— Та-ак, поня-атно, — протянул Шарнов. — Где он отбывает. то есть где он находится, я знаю. Если вам, Машенька, интересно, могу дать адрес.

— Конечно! — воскликнула Машенька, испугавшись, что этот самый Шарнов вдруг положит трубку и не скажет ей самого главного.

— Тогда записывайте, — и Шарнов продиктовал ей адрес колонии, в которой отбывал свой срок Юра. — Это совсем недалеко отсюда, — продолжил он. — Километров двести пятьдесят. Если будете писать, сообщите ему, что мы ходатайствуем перед вышестоящими инстанциями о сокращении ему срока. А в конечном итоге — и вообще о снятии с него судимости. И еще: передайте ему привет от всех, кто защищал его перед нашим, так сказать, правосудием.

— Обязательно передам! Большое вам спасибо, Данила Антонович! Обязательно передам!

— А вы, милая девочка, крепитесь, — теплым голосом, уже без всякой хрипоты, продолжил Шарнов. — Юра вас очень любит. Мы, правда, на эту тему с ним не говорили, но по тому, каким тоном он раза два упомянул ваше имя, мне, бывшему следователю, и так стало понятно, как он к вам относится и что вы для него значите.

— Спасибо вам, — уже не стесняясь, плакала Машенька, но не столько от горя, сколько от проблесков возникшей надежды. И опять улыбалась своей жизнерадостной улыбкой.

Отключив телефон, Машенька тут же кинулась писать письмо. Ее оставили всякие сомнения в том, что Юра ее по- прежнему любит. Но даже если и не любит, что совершенно невероятно, пусть знает, как любит его она, как ждет его, что без него нет ей никакой жизни, что она не знает, что ей делать и, более того, не хочет делать ничего вообще, потому что без него все, чтобы она ни делала, теряет всякий смысл. Она даже. даже готова поехать. да-да, поехать, чтобы навестить его в этом ужасном лагере-колонии, увидеть его хотя бы одним глазочком, хотя бы издалека.

Мысль эта пришла в голову Машеньке совершенно неожиданно, но чем дальше, тем все более властно овладевала ею и, когда письмо было закончено, мысль переросла в непоколебимое решение: все, соберусь и поеду. Завтра же! А то письмо пока дойдет, пока то да се. Нет, нет и нет — никаких отсрочек, никаких колебаний! Правда, она еще не знает, как об этом сказать маме, но… но надо просто пойти и купить билет на поезд. Завтра же! Нет, сегодня! Тем более что не зря же Юра оставил ей в кармашке ноутбука какие-то деньги. Наверняка их хватит на поездку и не нужно будет просить у мамы.