Виктор Мануйлов - Лестница

Чем больше он размышлял обо всех этих событиях, тем сильнее его волновало другое: почему такая необходимость в этих событиях возникла именно теперь, когда он, Тепляков, только что приступил к своим обязанностям? Что это — случайное совпадение? А если нет? Если его, совершенно неопытного во всех отношениях человека, специально подсунули, чтобы свалить на него какие-то грязные делишки, скопившиеся к этому времени? Если так, то не завязан ли в этом и сам Рассадов? Действительно, если посмотреть на это здраво и как бы со стороны, то получается следующая картина: к Рассадову приходит Коврова и просит найти для нее какого- нибудь недотепу, плохо разбирающегося в жизни. А из всех выпускников только Тепляков попал, так сказать, с корабля на бал, то есть из армии на гражданку. Конечно, были потом два года поисков самого себя в новой жизни. Но так ли уж — самого себя? Скорее всего, он пытался забыть армию и испытанный им позор. Так что эти годы в расчет можно и не брать: на том дне, где он барахтался, можно было научиться разве что мелкому жульничеству.

— Поймите, Юрий Николаевич, что у вас нет выхода, на самом деле, — настойчиво вдалбливал в голову подследственного следователь Бурыга, внушая свое видение картины преступления, которая никак не укладывалась в голове Теплякова. — Я не могу на самом деле раскрыть вам все тайны следствия и выложить перед вами все факты, которые достаточно весомо свидетельствуют о. достаточных, скажем так, намерениях гражданки Ковровой. Не имею на это права, — продолжал он, щуря глаза, вытягивая шею и, как казалось Теплякову, свой длинный тонкий нос. — Зато знаю по своему опыту, на самом деле, что вы в этом деле могли быть использованы помимо вашей воли. Более того, в данном случае я целиком и полностью, на самом деле, на вашей стороне: ведь от вас, так или иначе, на самом деле, практически ничего не зависит. Дадите вы, на самом деле, требуемые показания, или не дадите, песенка гражданки Ковровой уже спета. Зато вас, на самом деле, могут лишить лицензии и уволить с «волчьим билетом». Вам это нужно?

— Нет, мне это совсем не нужно, — вяло отбивался Тепляков, не находя ни малейшей логики в рассуждениях следователя. Более того, его все больше раздражало повторяющееся Бурыгой к месту и не к месту то словосочетание-паразит «на самом деле», то слова «достаточно-недостаточно», будто птичий или свиной грипп поразили так называемое российское интеллигентство, обедняющие русский язык, оскорбляющие и унижающие Теплякова. Этот чертов Бурыга словно вбивал ему в голову ржавые гвозди, повторяя к месту и не к месту эти налипшие ему на язык слова, мешая думать. Тепляков старался не смотреть на следователя, чтобы тот не заметил в его глазах презрения и жгучей ненависти, и с трудом выдавливал из себя явно бесполезные возражения: — Но объясните мне, господин Бурыга, каким боком я причастен к отношениям между Ковровой и Якутским? Я же вам говорил: Якутского до этого видел всего один раз, когда вез его из аэропорта. В его квартире на проспекте Свободы ни разу не был. В другой квартире, на Дворянской, тоже. Каким образом я могу быть втянут в заговор против Якотского, или Якутского против Ковровой?

— Юрий Николаевич! Наивный вы человек! — в очередной раз откидывался на спинку стула следователь, и лицо его выражало изумление и сострадание. — Да поймите же вы, наконец, что к преступлению, на самом деле, можно пристегнуть любого человека, даже если он живет на Луне. А нам, следователям, на самом деле, потом разбирайся, причастен он или нет. У нас, на самом деле, нет достаточных доказательств, что вы причастны, у вас нет достаточных доказательств в обратном. на самом деле. Ведь это же достаточно доказанный факт, что все эти дни вы так или иначе были достаточно тесно связаны с Ковровой. Даже обедали вместе с ней в известном вам кафе в интимной обстановке. Не станете же вы, на самом деле, отрицать очевидное?

— Я работал ее телохранителем. на самом деле, — вскинулся Тепляков, вложив в последние слова всю силу сарказма, на который был способен. — Да, обедал! И обедал на самом деле! — продолжал он раскручивать свое презрение и ненависть. — А что прикажете на самом деле делать? Ходить достаточно голодным на самом деле? Или вы сами на самом вашем деле не обедаете? — Тепляков задохнулся от острой боли, и эта боль несколько утихомирила его сарказм и ненависть. — Это никак нельзя назвать связью в вашем понимании, — уткнулся он взглядом в свои руки, лежащие на коленях. — В подчинении. или как там? — у Ковровой сотни людей. Какие между ними связи, я не знаю. Если бы поработал годик-другой, тогда, быть может, и знал. И что в таком случае я могу свидетельствовать? — Тепляков попытался поймать взгляд следователя, но тот ускользал, перебегая с одного предмета на другой.