Виктор Мануйлов - Лестница

Машенька рванулась к нему, схватила трубку.

— Да! Да! Я слушаю! Але! Але!

В трубке раздался знакомый голос Теплякова, хотя и несколько приглушенный, точно его хозяину трудно было произносить обыкновенные слова:

— Машенька! Здравствуй, милая! Как ты там?

— Я. я. Ты не мог мне позвонить раньше? — смеясь и плача, заговорила Машенька. — Я вся — прямо не знаю что! Я тебе звоню, а там кто-то чужой. Совсем чужой человек!

Татьяна Андреевна, успев лишь расстегнуть свое пальто, решительно отобрала у дочери трубку.

— Юрочка, здравствуй! Это Татьяна Андреевна.

— Здравствуйте, Татьяна Андреевна. Что-то случилось с Машенькой?

— С Машей ничего. Она тебе звонила на мобильник, а ей отвечал кто-то чужой.

— А-а, вон что! Я. я потерял телефон. Значит, кто-то его нашел. Не беспокойтесь: у меня все в порядке. То есть, не совсем. Меня немножко царапнуло по ребру. Ну, там. дорожная авария. Я сейчас в госпитале МВД. Ничего страшного! Честное слово! Обещают выписать дня через три-четыре.

— Хорошо, Юрочка. Очень хорошо. То есть, я хотела сказать, что ничего хорошего, если авария. Хорошо, если только царапина… А то тут Маша. можешь себе представить, какие страсти приходят ей в голову. Мы к тебе приедем. Сегодня же. Что тебе привезти?

— Ничего не надо. У меня тут целая корзина фруктов! Ради бога! Я же говорю: меня скоро выпишут. Да и у вас не получится сегодня: нужно заранее заказать пропуск. Дайте, пожалуйста, Машеньку.

— Даю, Юрочка! Даю! А то она у меня трубку с рукой оторвет, — засмеялась облегченным смехом Татьяна Андреевна, отдавая телефон дочери.

— Я сейчас же поеду к тебе, — зачастила Машенька, шмыгая носом. — Где ты лежишь?

— В госпитале МВД. Я уже сказал маме: сегодня не пустят. Надо заказать пропуск, и только завтра.

— Они не имеют права! — воскликнула Машенька.

— Такие здесь порядки, радость моя. Я и сам очень хочу тебя видеть. Но давай потерпим до завтра. Ты, главное, не беспокойся обо мне. Травма совершенно пустяковая. Дышать немного трудновато, а так — ничего особенного. Честное слово! Просто в госпитале много свободных мест, вот они и держат меня — для статистики. А так бы, конечно, давно отпустили. И я тебя очень-очень люблю, моя самая хорошая, самая красивая на свете девочка.

— И я тебя тоже. Только обещай мне звонить почаще. А то я умру от страха.

— Ну что за глупости ты говоришь, Машенька? — попеняла ей Татьяна Андреевна, раздеваясь. — Юре и так там не сладко, и говорить ему трудно, а тут ты еще со своими страхами.

— Все, Юрочка. Я тебя кропко-крепко обнимаю и целую, — закончила Машенька, с вызовом глянула на маму и положила трубку.

— Господи, Маша! Тебе всего-навсего шестнадцать лет! Семнадцать исполнится лишь в январе следующего года. А ты — обнимаю-целую. Мать-то хотя бы постеснялась.

— Мам, ну сколько можно все стесняться и стесняться? Ну и что, что шестнадцать? А если я действительно его люблю? А если он меня тоже любит? Что тогда? Так все стесняться и стесняться, пока не исполнится восемнадцать? А я не хочу, не хочу, не хочу!

— Тебе, доченька, школу надо закончить, получить образование. Без образования сегодня тебя никуда не возьмут. Даже в уборщицы, — говорила Татьяна Андреевна, перейдя на кухню, раскладывая на столе продукты. — Все эти места заняты гастарбайтерами. Даже если продавщицей — там тоже они. Учиться надо, милая. Без хорошей специальности, что ему, что тебе, будет трудно.

— Мам, я все это знаю. И Юра знает тоже. Потому что телохранитель — это не профессия. Так он считает. И я тоже. Вместе будем учиться. Он в институте, я — в школе. А потом тоже в институте.

— А дети пойдут? Их куда? Какая уж тут учеба?

— Мамуленька! До этого еще дожить надо. Ты думаешь, я не понимаю? Я все-все понимаю, — солидно заключила Машенька и скрылась в своей комнате.

— Ты там не слишком увлекайся интернетом! — догнал ее мамин голос. — Обедать скоро.

— Слышу, мамуленька, слышу! — откликнулась Машенька. — Я только переоденусь!

Прошло минут десять.

Татьяна Андреевна разливала по тарелкам суп. В голове ее, привычной к стандартным объяснениям событий и стандартным же решениям, никак не умещалась Машенькина любовь к человеку взрослому, но все еще не нашедшему себя в жизни и, следовательно, не способному обеспечить нормальную семейную жизнь. Парень он, конечно, и симпатичный, и более-менее развитой, однако явно обделенный талантами, то есть самый обыкновенный парень. Натерпится с ним Машенька с ее восторженным оптимизмом, хлебнет горя. И возраст у нее такой, что любые советы будут отскакивать от нее, как от стенки горох. Такие люди только тогда начинают воспринимать все сложности жизни, когда обожгутся о них очень больно и растеряют свой оптимизм. Не дай бог, конечно, да только с судьбой не поспоришь. Вот и Даша — то же самое. Хотя ей уже восемнадцать, но все еще ребенок ребенком. Всё и отличие от младшей сестры, что скрытная — вся в отца, но такая же упрямая и своевольная.