Виктор Мануйлов: Лестница

— Я, — ответил Тепляков, поднялся на ноги и вышел из полумрака.

— Ага! Тут к тебе приехали. Велено привести тебя в комнату свиданий.

— Кто приехал? — удивился Тепляков. — Я никого не жду.

— Это уж не мое дело. Пошли.

Тепляков пожал плечами и последовал вслед за охранницей.

Комната свиданий находилась на первом этаже двухэтажного кирпичного здания за пределами лагеря, но не завода. В этом же здании размещалась и санчасть. Все окна, как первого, так и второго этажа были забраны решетками из толстых железных прутьев, а стекла до половины замазаны белой краской. Рассказывали, что когда-то из этой санчасти бежали четыре преступника-рецидивиста, устроивших между собою драку и попавших в медсанчасть на обследование. С тех пор, мол, и появились на окнах мощные решетки и железные двери.

Чем ближе Тепляков подходил к этому зданию, тем сильнее волновался. Скорее всего, к нему приехала женщина-адвокат, чтобы согласовать позиции для пересмотра его дела в сторону снятия судимости. Уведомление о том, что апелляция подана в областной суд, он получил, следовательно. Да и кто еще мог бы к нему приехать, кроме адвоката? Больше некому. Так что и волноваться совершенно не к чему. Однако, взявшись за ручку двери, он почувствовал, что рука его дрожит. Никогда не дрожала, а тут на тебе. Он набрал в грудь побольше воздуху, но выдохнул его не сразу, а мелкими порциями.

Перед вертушкой его обыскали. Потом пропустили через металлодетектор. Здесь его встретил местный надзиратель, здоровенный мужик лет за пятьдесят, чем-то напомнивший Теплякову Укутского. Он смерил его сонным взглядом с ног до головы, буркнул:

— Пошли.

И Тепляков пошагал за ним в самый конец коридора, с любопытством поглядывая по сторонам. Остро пахло дезинфекцией, деревянный пол, покрытый линолеумом, скрипел под ногами. Остановились перед дверью с табличкой: «Комната для свиданий».

— Заходь, — велел надзиратель, открывая дверь и пропуская вперед Теплякова.

Едва он переступил порог в комнату, слабо освещенную светом из более чем наполовину забеленного снизу окна, как из-за стола поднялась белая фигурка, рванулась к нему навстречу, но в двух шагах остановилась, замерла, и теперь уж он, еще даже не придя в себя от неожиданной встречи, шагнул к Машеньке, и тогда она бросилась к нему на шею и принялась целовать его лицо, всхлипывая и повторяя одно и то же:

— Юра! Юрочка! Ю-юро-очка-ааа.

Сзади хмыкнул надзиратель, пробубнил:

— У вас два часа. Если что, вот кнопка вызова, — закрыл за собой дверь, клацнул замок, и они остались вдвоем.

Перебивая друг друга, они говорили и говорили и не могли остановиться:

— А я уже и не знала, что думать, — шептала Машенька между поцелуями. — Мне казалось, что я вот-вот умру…

— И я то же самое. — вторил ей Тепляков. — Твоя мама. И я подумал: господи, ведь она же права. А сам. мне тоже хотелось умереть. И вот — живу, работаю, стараюсь о тебе не думать.

— И я тоже! И мне казалось. А я почти все лето провела на раскопках. Приехала домой — и вот. Даже не знаю, как решилась… Нет-нет! Знаю! Знаю! Потому что любила и люблю. Люблю! Люблю! А тут твоя записка в ноутбуке.

— А я. — И тут он вспомнил Светлану и Тасю, и что ему в выходные предстоит. но воспоминание это вызвало у него лишь мгновенный укол совести, потому что. — чем же он виноват перед Машенькой, если все так сложилось? Зато теперь он знает, что ждет его впереди, и уж не свернет ни влево, ни вправо.

Два часа пролетели как одно мгновение.

— И куда же ты теперь? — спросил Тепляков.

— Не знаю, — вздернула Машенька узкие плечики с беспечной улыбкой, такой знакомой Теплякову и такой родной.

Вошел надзиратель. Спросил:

— Ну, как? Надумали?

— Что? — в один голос откликнулись Тепляков и Машенька.

— Насчет дальнейшего. А то у нас имеется комната. специально для приезжих. жена там, скажем, или еще кто. на крайний случай, — отчего-то мялся и недоговаривал надзиратель.

— И что? — спросила Машенька, видя, как мучительно морщит свой белый лоб Тепляков.

— Но только, если муж и жена. А ты, деточка, кто ему?

— Невеста, — ответил Тепляков, прижимая к себе тоненькое тело Машеньки.

— Да, — решительно подтвердила Машенька. — Как только его освободят, так мы и поженимся.

— Невеста? Больно молода. — покачал маленькой головой надзиратель.

— Ну и что? — воскликнула Машенька, выступая вперед. — А если мы любим друг друга? Вот вы любили?

— При чем тут я? — уставились на Машеньку сонные глазки, словно оценивая ее, исходя из ее же слов. — Порядок есть порядок. А не как-нибудь. Хотя. Ночевать-то как — вдвоем хотите?