Джим Шепард - Книга Аарона

– Ты как те лавочники, которые прячут товары под пальто и подходят к клиентам, только если знают их в лицо, – сказал он. – Это мне в тебе нравится.

– Спасибо, – ответил я.

– Нам нужно держаться друг друга, – сказал он мне. – Страшно смотреть, как немцы нас разделяют.

– Так я могу идти? – спросил я.

– Ты помнишь, что почувствовал, когда впервые увидел табличку «Евреям здесь не место» в витрине еврейского магазина? – спросил он.

Другой полицейский распахнул дверь и сказал Лейкину, что наконец пришел один из его братьев Чаплинских. Лейкин бросил полицейскому две пачки сигарет, и тот сказал, что Чаплинские тоже курят. Лейкин бросил ему еще две.

– А еще, разве они оба не были законниками? – поинтересовался полицейский.

– Кажется, были, – сказал ему Лейкин. – Еще в Лодзи.

– Здесь прямо собралась какая-то коллегия адвокатов, – сказал полицейский. Он добавил, что Майлер тоже был законником и что, к слову, он до сих пор пытается выяснить, куда выслали семью его жены.

– Поляки жалуются, что мы пользуемся привилегией, потому что их всех посылают за границу, а мы, по крайней мере, работаем дома, – сказал ему Лейкин.

– Передай шарманщикам, – сказал полицейскому Лейкин, и тот ушел.

– Кто такие шарманщики? – спросил я.

– Так называют юденрат, – пояснил он. – Ну понимаешь: брось шарманщику монетку, и он начнет играть, волоча за собой обезьяну.

Он наклонился поправить сапоги, и когда посчитал, что они в порядке, вернулся за стол и снова сел.

– Ну и что ты решил? – спросил он.

Мы умолкли, слушая, как минутная стрелка его часов переходит к следующей отметке.

– Я думаю, что помогу, чем смогу, – сказал я ему.

Он сказал, что даст знать, когда я понадоблюсь, и отпустил. Когда я спускался по парадным ступенькам, к входу подъехал длинный черный автомобиль, впереди сидели двое немцев, а сзади трое бородатых евреев с перепуганными глазами. Когда вечером я рассказал обо всем Борису, он похлопал меня по спине за мудрое решение и сказал, что, может быть, теперь мы будем заранее знать кое-что о происходящем.

ХАНКА НАСЕЛЬСКА ПОДХВАТИЛА ТИФ И УМЕРЛА, та же участь постигла дядю Софии Исковица. Несколько недель Лейкин передавал послания от моего отца и брата, но потом сказал, что их перевели, а куда – он не знает. Мама попросила разузнать и наказала мне проводить больше времени с Лейкиным, пока не узнаю. На улице появилось больше бесплатных столовых. В сентябре Лейкин сказал, что площадь гетто собираются еще больше урезать, зато в октябре могут снова открыть несколько школ. Он послал нашу банду вешать новые плакаты, запрещавшие евреям покидать кварталы, в которых им предписано жить.

– Что это значит? – спросила София, когда к нам попали плакаты.

Мы их развесили, но, оказалось, это все было ради единственной цели – немецкие солдаты и синяя полиция устроили на нас облаву возле «бессмертной дыры», всей банде удалось смыться, но один поляк схватил меня сзади за шею. Кроме меня поймали еще троих детей постарше из другой банды. Поляк пнул меня по пятой точке и отпустил со словами: «Этот будет мелковат для патронов». Других детей заставили вывернуть карманы и стать у стенки. Я убежал и, когда сворачивал за угол, услышал, как стреляют. Мертвые дети еще какое-то время лежали там у стенки один на другом.

ПО ДОРОГЕ ИЗ МАГАЗИНА МЫ С МАМОЙ снова услышали выстрелы, и она оттащила меня на тротуар и закрыла рукой. За ужином она рассказала, что у стены на Новолипке нашли четыре тела.

– Полно людей заразились тифом, – сказал Борис. Она ответила ему, что этих расстреляли за контрабанду.

– Вот поэтому мы и завязываем с этим делом, – сказал он ей.

– Это правда? – спросила она меня.

– Да, мы уже решили, что прекратим, – ответил я ей.

Борис сказал ей, что контрабанда стала слишком опасной и что немец приказал одному маляру, который шел на работу, еще раз забить «бессмертную дыру», а когда тот немец ушел, подошел другой и, видя, что еврей что-то делает с дырой в стене, застрелил его. Мама Бориса спросила, что такое «бессмертная дыра», и он ей рассказал.

Через два дня дыру открыли заново. Мы перестали ею пользоваться, но слышали, что немец с громкоговорителем объявил жителям района, что, если до двенадцати часов следующего дня ее не закроют навсегда, они расстреляют тридцать евреев. Но мы также слышали, что контрабанда продолжилась, как только он ушел, и что он так и не вернулся.

БОРИСА ПОЙМАЛИ. ОН СКАЗАЛ, ЧТО КОГДА ЕГО КАК РАЗ СОБИРАЛИСЬ РАССТРЕЛЯТЬ, туча мошкары налетела и начала залетать ему в глаза и в нос, и та же участь постигла немцев, которые стали спорить друг с другом, пока он стоял у стенки, а потом по непонятной причине они просто взяли и ушли, бросив его.