Поль Констан - Несчастье на поводке

Брошенная мужем и вот теперь матерью, Кэти потрясена, она не знает, что делать, потому что времени нанять няньку уже нет, как и на то, чтобы найти место в яслях. Джефф предложил ей присмотреть за ребенком. Хотя бы на время, пока он не закончит ремонт.

— Я же и так — и так здесь, — сказал он ей со всей очевидностью.

Да, она доверила ему ребенка во имя Лили, во имя погибших детей.

Мужчине, который так их любил и хорошо с ними справлялся. Мужчине, который нежно и легко успокаивал плачущего младенца. Мужчине, который в один миг потерял всех своих детей. Именно ему она доверила Камиля-Анжело с восьми утра до полудня и с двух часов дня до пяти, пять дней в неделю. И это не считая Оливье, за которым он также присматривал по средам после обеда, когда у мальчика не было уроков.

Конечно, единственный, кому нашлось, что сказать относительно нового распорядка дня в доме, — это был Тони. Зачем она так спешила снова выйти на работу? Если бы она всерьез занялась вопросом, то могла бы продлить декрет еще на полгода. Он приводил в пример Малу, которая полностью посвящала себя их Анжело.

Именно потому, что Малу ушла из юротдела, Кэти больше не могла сидеть без работы. Потому что Малу строила из себя примерную мамашу, Кэти нужно было забросить ребенка.

Тони заметно раздражало, что с Камилем-Анжело остается незнакомец. Он скептически относился к мужчинам. Почему бы тогда, раз это сожитель Лили, не доверить ей самой ребенка? Может, стоило его к ней отводить утром и забирать вечером.

Кэти не понимала, зачем было отвозить ребенка на свалку, если у него дома есть все необходимое и ответственный человек, которому можно доверять, настоящий отец семейства. Тони не выдержал оборону.

— Смотри сама…

Конечно, она будет смотреть сама, прийти с проверкой выполненных работ куда проще, он же сам бросил ее с Оливье и малышом!

Джефф готовил кашку, а она, сидя напротив, жаловалась на Тони. Его постоянная непоследовательность, легкомыслие раньше ей нравились, но теперь она от этого так устала. И его манера хозяйничать, высказывать свое мнение по поводу всего, что больше его не касается. Что ему за дело, как смотрят за Камилем-Анжело, если он нянчится и сюсюкается совсем с другим ребенком? Резкие замечания, как всегда, без всякого понятия. Не доверять Джеффу, которого он совсем не знает, к слову, он ко всем вокруг относится с недоверием, ко всем, кто ее защищает, кто остается ей верным. Политика выжженной земли. Мало того, что он ушел сам, так он еще хочет ее бросить в пустоту, на произвол судьбы, в одиночестве. Он не вынесет, если у нее снова появятся друзья, и жизнь наладится. Он — предатель, воображала, ревнивец. Он все время ее ненавидел, теперь она это стала понимать, всегда презирал, унижал. Вот теперь-то она его видит насквозь, под предлогом расстаться полюбовно, он готовится нанести ей самый страшный удар — забрать детей Оливье и Камиля-Анжело! Не потому ли предлагает попросить Малу присматривать за малышом! Пока она будет работать до потери пульса, эта будет расхаживать с двумя детьми в коляске, мол, посмотрите, на сколько ее малыш красивее второго. Кэти рыдала, хватаясь за голову.

Джефф со всей серьезностью слушал ее. Он не мог допустить, чтобы горе ее захлестнуло полностью, она этого не заслужила. И понимал, что Тони, который даже не был с ним знаком, уже ненавидел его и, более того, собирался забрать у него ребенка, которого он уже успел полюбить, как своих погибших детей. Он потерял троих детей, но теперь его сердце снова ожило рядом с детьми Кэти. Уж этих он ему точно не отдаст.

На самом деле, Кэти сама не знала, что было сложнее утром того дня, когда она вернулась в юротдел, оставить Камиля-Анжело Джеффу или снова выйти на работу. Она поставила молоко и чистые бутылочки на столе в кухне, порекомендовала Джеффу проверять тыльной стороной ладони, не горячее ли молоко, а также настоятельно посоветовала, чтобы, переодев малыша, он указательным пальцем проверил, не туго ли затянут пояс подгузника. По сути, все ее страхи сводились к чересчур горячей бутылочке и туго затянутому подгузнику. А в юротделе ее ждал полный порядок, такой же, как до обнаружения измены, до скандальных родов Малу, до ухода ее мужа, до ее собственных преждевременных родов. Целая гора сплошных несчастий. Она вернулась туда с пустой головой и оледеневшими руками.

Объятия с консьержкой. Как дела? Нормально. А у вас? Нормально. Разумеется. Лестница с узорами из кованого железа, неровная плитка на полу, потерять равновесие, удариться, слететь кубарем вниз, умереть. Дверь в розоватых тонах, ручка не поворачивается, беспомощные пальцы, обессилевшие руки. А потом дверь открывается — и мир вокруг загорается, жаба прямо светится сидя за столом, объятия и поцелуи — раз, два, три, главное — не вляпаться в губы. Как дела? Нормально. А у вас? Тоже нормально. Разумеется. Слева — практикантка, напротив — стол Малу, как будто она все еще здесь работает, в раме зеркала — ее фотографии, диплом самой красивой мамы, на выключенном компьютере — фигурка Папена. По крайней мере, ей не суждено узнать, оставила ли она на мониторе снимок зародыша. Ее глаза больше ничего не видят.