Альфред Андерш - Занзибар, или Последняя причина

Когда она вышла из кабины лифта, ей пришлось поднять воротник пальто и посильнее завернуться в него, потому что восточный ветер был сильным и режущим. Она нашла нишу возле одного из колоколов, защищенную от ветра, где можно было стоять, хотя и там Франциска дрожала от холода и была ослеплена необычным сиянием. Лишь через несколько секунд она решилась открыть глаза; она увидела море. С этой высоты море казалось высокой стеной, верхний край которой, горизонт, был темнее неба, темнее и без четкой границы; горизонт Адриатики этим утром являл собой насквозь просвеченные солнцем облака цвета шифера, из этой облачности поверхность моря переходила в серую лазурь, под которой скрывался фиолетовый цвет, ближе к земле казавшийся светлыми чернилами, а еще больше — приятной лиловостью, и все это было покрыто серым светящимся лаком; видневшаяся земля была островом Лидо, словно нарисованным карандашом, уверенной рукой нанесенным на карту, прочерченная линия между шиферным морем, опаловым морем и серебристой слепящей лагуной.

Из-за того, что лагуна ослепила ее, Франциска повернулась туда, где чистейший ультрамарин неба снова спускался к земле; там, где он ее касался, лежала полоса снежно-белых облаков; но это вовсе не облака, это горы, это снег Доломитовых Альп, потрясенная, она увидела вершины, парившие в своей снежной белизне между голубым небом и коричневой землей; поскольку и небо и равнина отличались ясной прозрачностью красок, она приняла горы за облака; какой вид! я никогда не была на кампаниле, я была просто глупа, но, возможно, все дело в том, что никогда еще не было такого необыкновенного утра; во всяком случае раньше, во время моих прежних поездок в Венецию, и возможно, именно сегодня я должна бы попасть сюда, наверх, вся эта красота словно ждала сегодняшнего утра, чтобы открыться мне; эта панорама от Адриатики до Альп, панорама, открывающаяся с колокольни, туристическая панорама, разве она имеет ко мне какое-то отношение? Странно, но у меня такое чувство, что имеет; это знаменитая панорама для туристов, но она как бы нисколько не изношена, не использована, эта ледяная январская панорама, взгляд с высоты птичьего полета, все пронизано зимним ветром, косморама, глубокий ультрамарин и золото.

Все это показывает мне, например, что я должна отправиться за горы, если сегодня ночью или завтра утром решу вернуться в Германию. Глядя вниз с высоты кампанилы, Франциска почувствовала, что эта мысль кажется ей абсурдной. При взгляде с венецианской кампанилы было совершенно очевидно, что за колоколом из голубизны, замыкающим альпийскую гряду, нет ничего, за ним может быть только нечто диффузно-серое, за морями, за горами, у семи гномов, у Иоахима и Герберта, конечно, все это чепуха, там расположен огромный серый север, пронизанный светом север, который я все же люблю, но с высоты птичьего полета, под голубым колоколом неба кажется, что там ничего нет. За небом может быть только Ничто.

Потом она стала смотреть на город, на перемежающиеся водой островки из крыш, башен, которые она знала и которые не знала, и все же вид города для нее не был таким захватывающим, как вид моря, неба и гор, она была рада, что рядом нет Герберта, который начал бы объяснять ей архитектурные особенности города, некоторые названия она знала, но это только раздражало ее, лучше бы ей не знать, что купол над устьем Большого канала — это купол церкви Санта-Мария делла Салуте, названия только мешают, все время думаешь: это Канал Гранде, это купол церкви Салуте, и при этом ничего не видишь, виды вытесняются названиями, а в действительности перед тобой всего лишь полукруг из патины и черноты над затененными кубами возле серебристо-голубой воды, но Герберт непременно сказал бы: «Ты только посмотри, как великолепны формы купола, построенного Лонгеной, просто неповторимо!», ее даже затрясло, хорошо, что я здесь одна, но тут она почти раздраженно заметила, что уже не одна. Наверх поднялся посетитель, мужчина; он стоял на северной стороне платформы, опершись о балюстраду, и смотрел вниз на Пьяцетту. На нем не было шляпы, его темные волосы были коротко подстрижены, и, похоже, ветер совсем не мешал ему. Его лица Франциска видеть не могла.

Лодки, гондолы, корабли там внизу заставили ее вспомнить об О’Мэлли, который сейчас, возможно, скользил на своем катере по водной глади или стоял снова где-то у причала; я забыла его спросить, что он собирается делать сегодня, где будет находиться, но что бы он ни делал, он будет преследовать Крамера, мальчишка на тропе войны, формула звучит безобидно, но Патрик так же небезобиден, как любой мальчишка на тропе войны, у них всегда в голове — враг, будь то альбинос, белый кит, дьявол. Она непроизвольно представила себе Крамера как большую белую рыбу с маленькими, злыми, красноватыми глазками, рыбу, которая быстро и осторожно передвигается по каналам Венеции или тихо прячется под свайными конструкциями, преследуемая Патриком, маленьким, худощавым и черным, Патриком с гарпуном , у меня литературные ассоциации, я много читала, но литературные ассоциации столь же реальны или нереальны, как любые другие, я не могу забыть то, что читала, или отменить прочитанное, я не могу отменить реальность литературы; если у литературы есть какой-то смысл, то он заключается в ее реальности, Моби Дик, о котором я «только» читала, также реален, как и инспектор Крамер или Иоахим, которые существуют в «реальности», которые также реальны, как сказанное Иоахимом: «Так будет продолжаться всегда, тебе это всегда нравилось», как утверждение Крамера, что абсурдно валяться в залитом кровью подвале, вместо того чтобы ухватить жалкую пачку жизни, которую он протягивал Патрику и которую Иоахим протягивал мне. Она вдруг осознала, что уже втянута в происходящее в этом городе, это город, где Патрик ведет свой беспощадный поиск Крамера, город моего решительного бегства от Герберта и Иоахима; красота островков из терракотовых крыш и отливающих перламутром каналов вдруг предстала перед Франциской как картина судьбы, связанной с насилием; главное будет происходить там, внизу; ей показалось, что солнце январского утра как-то мрачно освещает Венецию, город, по которому плавает белая рыба, альбинос, воплощение зла. Я должна была бы помочь Патрику; нельзя оставлять в одиночестве никого, кто имеет дело со злом.