Джонатан Франзен - Свобода

И все же почему-то она физически чувствовала несправедливость. Несправедливость была даже более реальной, чем ее ноющее, дурно пахнущее, потеющее тело. У несправедливости были форма, вес, температура, текстура и очень плохой вкус.

В кабинете доктора Слипперштейна она, как хорошая спортсменка, покорно перенесла обследование. Когда она оделась, он спросил, имела ли она половые сношения до того.

– Нет.

– Я так и думал. А контрацепция? Он предохранялся?

Она кивнула.

– Я тогда и попыталась убежать. Когда увидела, что у него в руках.

– Презерватив.

– Да.

Эти и другие сведения доктор Слипперштейн занес в ее карту. Затем он снял очки.

– Патти, у тебя все будет хорошо. Секс – замечательная штука, и ты будешь наслаждаться им всю жизнь. Но это был не лучший день, да?

Ее сестры и брат были дома. Кто-то из них пытался жонглировать разновеликими отвертками на заднем дворе. Кто-то читал неадаптированного Гиббона. Одна из сестер, питавшаяся исключительно редиской и йогуртом, в очередной раз красила волосы в ванной. Настоящим домом для Патти была заплесневелая, обитая поролоном встроенная скамья в подвале у телевизора. Все эти годы, прошедшие с тех пор, когда Евлалию отпустили, скамья сохраняла слабый запах ее масла для волос. Патти взяла упаковку мороженого с пеканом, устроилась на скамье и, когда мать спросила сверху, будет ли она ужинать, ответила отрицательно.

Выпив мартини и поужинав, отец спустился к ней в тот момент, когда началась “Мэри Тайлер Мур” [18], и предложил прокатиться. В тот период “Мэри Тайлер Мур” была единственным источником знаний о Миннесоте в жизни Патти.

– Можно я сначала посмотрю сериал? – спросила она.

– Патти.

Чувствуя себя ущемленной в правах, она выключила телевизор. Отец отвез ее к школе и остановил автомобиль под фонарем на парковке. Они опустили окна, и в салон проник аромат весеннего газона – вроде того, на котором ее не так давно поимели.

– Итак, – произнесла Патти.

– Итак, Итан все отрицает, – сказал ее отец. – Говорит, что все произошло по взаимному согласию.

Девичьи слезы автор описал бы как дождь, который начинается внезапно, но на удивление быстро успевает намочить все вокруг. Она спросила, говорил ли отец с самим Итаном.

– Нет, только с его отцом, два раза, – ответил он. – Было бы ложью утверждать, что разговор прошел удачно.

– Очевидно, мистер Пост мне не верит.

– Ну, Патти, Итан его сын. Он знает тебя не так хорошо, как мы.

– Ты мне веришь?

– Да, я тебе верю.

– А мама?

– Конечно, верит.

– И что мне делать?

Отец обратился к ней как юрист. Как взрослый, обращающийся к взрослому.

– Брось это, – сказал он. – Забудь. Живи дальше.

– Что?

– Стряхни это. Живи дальше. Учись осторожности.

– Как будто ничего не было?

– Патти, на вечеринке были только его друзья. Они скажут, что видели, как ты выпила и вела себя агрессивно. Они скажут, что вы были за навесом не больше чем в тридцати метрах от бассейна, и они не слышали ничего подозрительного.

– Было очень шумно. Играла музыка, все кричали.

– Еще они скажут, что видели, как вы вдвоем потом садились в его машину. Общество увидит в нем юношу из Эксетера, который собирается в Принстон, настолько ответственного, что он позаботился о предохранении, и настолько галантного, что он покинул вечеринку и отвез тебя домой.

Предательский дождик намочил воротник футболки Патти.

– На самом деле ты не на моей стороне, – сказала она.

– На твоей, конечно.

– Ты все время повторяешь “конечно”, “конечно”.

– Послушай. Прокурор захочет знать, почему ты не кричала.

– Я стеснялась! Это же были не мои друзья.

– Ты же знаешь, что судья или присяжные вряд ли это поймут. Тебе всего лишь надо было закричать, и ничего бы не случилось.

Патти не помнила, почему она не закричала. Ей пришлось признать, что задним числом такая покладистость выглядела странно.

– Но я отбивалась.

– Но ты же выдающаяся спортсменка. Вы постоянно получаете синяки и царапины, так ведь? На руках, на бедрах.

– Ты сказал мистеру Посту, что я девственница? В том смысле, что была.

– Я счел, что его это не касается.

– Может, еще перезвонишь ему и скажешь?

– Слушай, – сказал отец. – Милая. Я понимаю, это чудовищно нечестно. Мне тебя страшно жалко. Но иногда лучше всего просто сделать выводы и больше не попадать в подобные истории. Сказать себе: я сделала ошибку, и к тому же мне не повезло – и забыть об этом. Проехали – и все.