Мирко Благович - Начало истории (СИ)

Исторический факт, что в девяностых годах прошлого века в бывшем Союзе бушевала гиперинфляция. Вспоминаю, как в те времена прыгали цены – это была какая-то жесть! Сегодня если годовой уровень инфляции приближается к 7–8%, тут же слышится недовольное обывательское бурчание, подхлёстываемое подленьким шушуканьем либерально-демократической оппозиции. Представьте себе положение структурно разбалансированной экономики Украины, когда в 1992–1995 годах инфляция составила… более 11000% годовых! За период с 1990 по 1995 год цены на основные группы промышленных и продовольственных товаров выросли в 37 тысяч раз! Бывало, с утра люди шли на работу, и покупали буханку хлеба за четыреста купонов, а вечером эта же самая буханка стоила уже почти две тысячи. Стоимость крупных приобретений исчислялась в 90-х годах не миллионами, не пачками стотысячных купоно-карбованцев и даже не сумками и чемоданами с наличкой, а десятками… грубых холщовых мешков! Наша столовая, при валютном курсе 176 000 купоно-карбованцев за один американский доллар, затянула аж на три миллиарда пятьсот миллионов купонов. Или четыре мешка казначейских фантиков среднего номинала.

Невзирая на ежедневное обесценивание национальной валюты, сумма в три с половиной миллиарда навевала немалую тревогу и даже страх. Это при таком-то гулко тарахтящем семейном бюджете! А на улице что творится?! А что дальше в жизни будет? Поразмыслить было над чем. Но в такой трудноразрешимой ситуации имелся и положительный момент – наш искренний и жгучий предпринимательский порыв! Если мы рискнули замахнуться на три с половиной ярда, значит психологически уже готовы были перевоплотиться в храбрых и отчаянных бизнесменов!

Деньги на столовку родители собирали всем миром. Влезали в неподъёмные долги и занимали где только можно: у многочисленных друзей, проверенных знакомых, проверенных знакомых знакомых, проверенных знакомых знакомых знакомых, у состоятельных сослуживцев. Кто мог занять, у того и одалживали. К счастью, «не имей сто рублей, а имей сто друзей» никто ещё не отменял. Необходимую сумму таки наскребли! Деньги родители позаимствовали на беспроцентной основе, с учётом инфляционных показателей, при условии гарантированного возврата через оговорённое количество времени. Сделка состоялась!

***

Старое здание советской столовой. Тридцатилетняя история жующих, пьющих, рыгающих и матерящихся клиентов. Жирная эпопея казённых супов, борщей и общепитовских компотов из сухофруктов. Галдящая общепитовская новелла. Эта аура чувствовалась в каждом уголочке здания.

Если заглянуть внутрь помещения, можно было увидеть, как вдоль обеденного зала вытянулась длинная нержавеющая раздача – стационарный металлический прилавок, на который выставлялись готовые блюда. На верхней полке скользкой раздачи обычно красовались белые фарфоровые тарелки с винегретом и салатом «Здоровье» – свежей белокочанной капустой с морковкой и уксусом. На нижней платформе имелось отверстие диаметром сантиметров шестьдесят. Туда помещалась двадцатилитровая алюминиевая кастрюля с борщом, из-под крышки которой торчал символ советского общепита – длиннющий погнутый половник. Справа от кастрюли с борщом располагалась плита для подогрева вторых блюд – пюрешки, каши, биточков, котлет и рыбы. Рядом устраивались залипшие сковородки с печенью по-строгановски и говяжьим гуляшом в томате. Изжога от мясных блюд была довольно-таки качественной.

У торца раздачи возвышалась касса – массивная фанерная тумба с расшатанным стулом, деревянными счётами и громоздким кассовым аппаратом. Если не ошибаюсь, он назывался «Ока». Огромный такой серый аппаратище, с приделанной сбоку, словно у шарманки, ручкой-рычагом. Этой ручкой выкручивались кассовые чеки, если в электросети пропадало напряжение.

На расхлябанном стуле с десяти утра и до полудня, помню, восседала вечно чем-то недовольная, весьма плотная женщина – главный и единственный повар Галина Павловна. Приходила она на работу чуть ли не с рассветом – часам к четырём-пяти утра. С пяти и до десяти утра Павловна муштровала простенькое, состоящее из пяти-шести наименований, меню. После этого она живенько мчалась в подсобку, меняла заляпанный клеёнчатый китель на свежий белый халатик и бежала обратно – за раздачу, нахваливать и продавать проголодавшимся клиентам парующие супы и котлеты.

По правую сторону от раздачи простиралась широкая комната с огромными окнами, завешенными недорогим белым тюлем. Это был обеденный зал. В зале по-барски стояли восемь полутораметровых дубовых столов, по шесть массивных стульев за каждым. В проходах между столами то и дело курсировала тётя Тамара – пожилая женщина, прибирающая грязную порционную посуду. Кухонных работников время от времени увольняли за пьянки, прогулы, склоки с посетителями и мелкое воровство. Следом за ними вакантную должность занимали новые претенденты. Однако, фактура постсоветской посудомойки оставалась неизменной. Обычно, это была грузная женщина, лет пятидесяти пяти – шестидесяти, с растрёпанными волосами, в съехавшей набок марлевой косынке, с отёкшим лицом и предательским фиолетовым фингалом под глазом. Лицо, то ли от бесконечных возлияний, то ли на погоду, то ли просто так отекло – тут можно было только догадываться. А с фингалом попроще. Ветка случайно в глаз попала. Чего ж тут непонятного? Образ дополняли засаленный фартук-клеёнка, не первой свежести серые рабочие брюки и батник, из которого торчали опухшие от горячей воды розовые ручищи с прилипшими пёрышками лука и свежей капусты. Таков был дресс-код рядового общепитовца…