Ксения Спынь - Дальний свет

Ей почудилось вдруг, как она подходит, чего не было в снах, подходит напрямую к стене, где железо хранит вмятины от всех прошлых выстрелов. Здесь был тупик и было начало — здесь, где напряжённый воздух пронизывали сотни и тысячи взглядов и время сходилось в одну точку, не различная секунды и века.

— Я здесь, — Китти оборотилась и позвала. — Придите ко мне!

И они показались. Сначала вроде проглянули лица, но Китти быстро перестала разбирать их, они превратились просто в стаи огней, слетевшихся посмотреть. Китти вытянула к ним руку, и они ринулись навстречу, закружились вокруг неё в пляске.

«Будьте со мной. Чтоб я могла действовать не только от своего имени».

Они летели — многие, многие — сливаясь с ней, как будто наполняя нездешней многоликой силой. Чтоб вдохнуть её, Китти глубоко втянула воздух и открыла глаза. Она всё ещё не двигалась с места.

Позади слышалось: «Да на крыльцо только выйдем» — «Если только на крыльцо…» С края стены, в углу хлопала небольшая дверь. Ветер раз за разом ударялся в неё, пытаясь откинуть с пути, и тогда горсти снежинок влетали внутрь из мороза и темноты.

В проёме виднелся двор и на белом — чёрные жерди заслона. Поодаль невысоко и тускло горел в метели грубоватый фонарь. Вечер качал его.

Маленький шансик, ещё один. Китти улыбнулась про себя. Всё это вряд ли и не для того, чтоб рассчитывать всерьёз, но хоть попробовать… Позволить себе попробовать, единственный раз и за всех она должна.

Китти выхватила пистолет и развернулась.

— Они уходят на восток, — доложил Шелетов. — Распечаток у них, вероятнее всего, нет.

(Под ним на расстоянии достаточной видимости трое возились вокруг внедорожника и продолжали болтать — о маршруте, о первом автомобиле, который планировали нагнать по дороге, и много ещё о чём. Если же воспользоваться биноклем, будет видно, что двое грузят в багажник цистерны, девушка же наблюдает со стороны несколько печально).

— …А, на восток? — встрепенулся Гречаев. — На восток пусть уходят. Можно даже оставить их теперь.

Он отчего-то чувствовал страшную неловкость все последние часы, не понять точно, почему.

Когда он закончил разговор, со стула тотчас вскочил Дукатов (тот успел вернуться, и был теперь ещё более всем недоволен):

— Ты что это?

— Ну что они сделают на востоке? — Гречаев снисходительно улыбнулся. — Там всё равно никого нет и ничего не работает. Почти что пустошь.

— Нет, я про Башеву! Почему про неё ты даже не спросил? Где она, что там вообще сейчас?

— Нуу… — он медленно и задумчиво пожал плечами. — Я думаю, если Шелетов никак не упомянул отдельно, значит… наверно, там всё как надо.

— Что ж он не доложился тогда, как докладывается о любой фигне почасово? Или похвастать в этот раз нечем?

Гречаев с тревогой посмотрел на него, потом на телефон.

— Нет, я не думаю… Просто, наверно, и в самом деле ничего нештатного, а на нём уже, скорее, поиск Феликса… Сейчас, погоди.

Он подхватил телефон, заново набрал номер, по которому связывался с Шелетовым. Подождал, слушая, попробовал перезвонить снова. Послушав ещё, отнял трубку и уставился на неё.

— Что такое?

С Шелетовым не было связи.

Китти шла через снег.

В темноте пел ветер и тянулся над всем белым простором.

Здесь не осталось никого другого, исчезли теперь и все голоса в голове. Только она и зима.

Шаг за шагом. Она ступала вперёд, наугад. Иногда ноги и туловище отчего-то переставали слушаться и сбивали с пути, но Китти настаивала, что продвигаться следует прямо.

Мне ещё надо дойти. Ещё не совсем.

Куда… В памяти смутно всплыл поезд на Ринордийск, на котором она вроде бы обещала вернуться. Значит, надо вперёд. Здесь уже недалеко.

Впрочем, что там, недалеко, вспоминалось уже с трудом. А может, она смешала всё? Спуталась в направлениях и часах, в том, что, кому и зачем. Где её пистолет? Что там вообще произошло?

Она попыталась вспомнить, но кто-то всё упрямо занавешивал разум тёмной шторой. Тогда Китти мысленно махнула рукой.

Настоящая её рука была крепко прижата к поясу, словно что-то нужно было нести и потому сохранять это неудобное положение. Но вот, кстати, и фонарь. Он мерцал впереди, ещё довольно далеко, но в пределах доступного. Теперь можно было цепляться за него взглядом и идти легче, не наугад.

Свечение застилось подчас летящей белой пеленой, она мешала смотреть. Дыхание тогда смешивалось с метелью, становилось тяжёлым и вязким, как шаги в этих снегах, и расстояние почти не таяло, сокращаясь по вершку, но всё же сокращаясь — медленно, медленно…