Аньес Мартен-Люган - Извини, меня ждут…

Это воспоминание вызвало у Марка смех. Вскоре, однако, Марка на снимках не стало. Я обратила внимание, что он сильно волнуется, но при этом ему хочется узнать обо всем, вплоть до мельчайших деталей. Я продолжила рассматривать фото вместе с ним – я тоже была взволнована, но по другой причине. От года к году я удалялась от объектива, на первом плане меня больше не было. Когда мне удавалось рассмотреть свое лицо, я читала на нем печаль, и она становилась все глубже, а мой взгляд все более ускользающим, на всех снимках я будто была где-то далеко. И постепенно вообще исчезла с фотографий. Некоторые из событий, увековеченных на глянцевой бумаге, мне были неизвестны. А где была в это время я? Что произошло?

– Ты должна будешь мне объяснить, – шепнул Марк. – Получается, испарился не только я.

– Это правда, – в тон ему ответила я.

Зачем искать оправдания, их у меня нет. Я оторвалась от альбома и посмотрела на него.

– Но теперь все уже позади, – уверенно произнес он.

– Ты прав.

Однако в глубине души я была в этом не совсем уверена.

– Ну что, снимемся? – прервала наш диалог Алиса, которая встала с фотоаппаратом в руках.

Мы придвинулись друг к другу, улыбаясь, гримасничая, подмигивая, смеясь. Это мгновение было прекрасным, но что от него останется, когда мы вернемся в Париж? Сохранится ли у меня в душе хоть что-то или совсем ничего, как случилось со всеми воспоминаниями, от которых я избавилась за последние годы?

Спокойно и неспешно прошла вторая неделя, я менялась, все меньше походила на себя. Яэль из агентства удалялась, терялась в тумане. Я больше не повторяла свой подвиг – не спала двенадцать часов подряд, однако легко засыпала каждый вечер и вставала далеко не первая. Пару раз я подремала на шезлонге днем после обеда, когда у бассейна царила тишина. Я искренне наслаждалась этим безалаберным существованием. Усталость с каждым днем понемногу улетучивалась. Мой желудок больше не протестовал и не отказывался от еды, и аппетит нормализовался, я ела даже острые колбаски и домашние бургеры, уже не ограничиваясь салатами. И получала от еды удовольствие, что меня удивляло. Теперь я с энтузиазмом участвовала в приготовлении обедов и ужинов, проводила много времени с детьми в воде или за настольными играми. Мои запасы лака для ногтей стремительно таяли: я с удовольствием шла на поводу у Эммы и Леа, которым ежедневно требовалось испробовать новый цвет, что, правда, не приводило в восторг их матерей. Мужчины регулярно сталкивали меня в бассейн, и это меня больше не раздражало. Подозреваю даже, что иногда я их провоцировала, тоже толкая кого-то из них. Я пару раз обгорела, но постепенно мой загар стал темнеть – я унаследовала смуглую кожу отца, а не мамину молочно-белую, как это обычно бывает у рыжих.

Было бы неправдой утверждать, что мне легко давалось отсутствие телефона, интернета и новостей из агентства, но я мирилась с этим, повторяя себе, что скоро вернусь к своему ритму и привычкам, телефон снова зазвонит, а почтовый ящик будет забит мейлами. Если неожиданно накатывала паника, мне удавалось с ней справляться и переключаться на что-нибудь другое. Иногда у меня даже получалось вообще не думать о Париже и агентстве. Всякий раз, осознав это, я мысленно перемещалась в будущее и задумывалась о том, что меня ждет по возвращении из отпуска, какими будут последствия моего неожиданного выхода за пределы коммуникационного поля. Марк помешал мне проиграть пари в самую последнюю минуту. Однажды днем, когда все дремали у бассейна, я решила потихоньку сбегать на антресоль, где он спрятал мой ноут, чтобы найти в адресной книге какие-то номера и, воспользовавшись домашним телефоном, узнать последние парижские новости. Полный провал: едва я успела подняться до середины лестницы с врезанными ступеньками, как он подбежал и попросил меня спуститься. Он ничего никому не сказал, и Адриан не узнал, что я намеревалась нарушить условия пари.

Однажды утром меня разбудила удушающая жара. Я взяла с ночного столика старый будильник, найденный в подвале: было всего восемь утра, но царившей на террасе кипучей деятельностью она напоминала муравейник. Я распахнула ставни и увидела, что Марк накрывает стол для завтрака.

– Ты уже встала, – констатировал он.

– Как же было жарко сегодня ночью!

– Ой, и не говори, я спал на полу в гостиной, а потом выбрался к бассейну.

Маркова антресоль – настоящая сауна.

– Ты, наверное, совсем никакой!