Джонатан Коу - Номер 11

Рэйчел посмотрела на нее в упор и устыдилась: вместо естественного человеческого тепла — а именно это она увидела бы в глазах Ливии при нормальных обстоятельствах — Рэйчел почудилось нечто иное, нечто двусмысленное, непонятное и настораживающее. И это симптоматично, мелькнуло у нее в голове, она стала хуже относиться к людям. Из-за работы, решила Рэйчел, это служба у Ганнов превращает ее в циничную, недоверчивую стерву. Она отвернулась и допила кофе, чувствуя себя отвратительно.

Как обычно, в половине четвертого Рэйчел забрала Грейс и Софию из школы, а когда они ступили на стройплощадку во дворе дома, то увидели, что все румынские рабочие собрались у офиса начальника стройки по какому-то экстренному поводу. В центре группы стоял Димитру, бригадир, и, судя по всему, предъявлял Тони Блейку ультиматум. Лица строителей были угрюмыми и встревоженными.

— Идемте, — Рэйчел торопливо повела девочек к крыльцу, — это нас совершенно не касается.

Однако, запустив сестер в дом и велев им подниматься к себе и переодеваться в домашнюю одежду, Рэйчел тут же вернулась на крыльцо, чтобы узнать, в чем дело. Но собрание уже закончилось. Димитру, что-то гневно выкрикивая и на ходу сдергивая с себя яркий жилет и каску, шагал к щитовому заграждению, вскоре за ним с треском захлопнулась дверь, что вела на улицу. Рабочие кричали ему вслед и, как поняла Рэйчел, просили вернуться, но уговоры не действовали: Димитру определенно не желал более здесь оставаться. Тони Блейк провожал его взглядом, стиснув губы и размахивая пустой прозрачной стеклянной бутылкой.

— Он что, уволился? — спросила Рэйчел рабочих, что оказались поблизости.

— Ага. Ушел, — ответил один из них.

— А из-за чего вышел спор?

— Он напился.

— Ну это Тони так говорит, — огрызнулся его товарищ.

— Ты видел бутылку. Утром в ней было водки по горлышко.

— Его можно понять. Представь себя на его месте. Как бы ты командовал бригадой на такой работе? Это сумасшествие. Это опасно. Мы тут не строители, а шахтеры. Поневоле запьешь.

— Ладно, но если от водки тебе начинает мерещиться всякое…

— Мерещиться? — переспросила Рэйчел. — Что именно?

— Димитру заявил Блейку, что больше не спустится в яму. Говорит, увидел там что-то нехорошее, на самом дне. — Его товарищ предостерегающе качнул головой, мол, помалкивай, но рабочий продолжил: — Вроде бы там, на самом дне, под всеми этажами, то есть под 11-м, имеется туннель. Они вчера его обнаружили. А раньше его никто и не замечал. Димитру залез в туннель, прополз немного и увидел…

— Ничего он не видел. Он алкаш. Всегда таким был.

— Что он увидел? — не отставала Рэйчел.

— Он толком не понял. У него был фонарик с собой, он им водил туда-сюда, и вдруг прямо перед ним пара глаз. Пялятся на него. Пялятся из темноты.

Рэйчел почувствовала, что сердце перестало биться. С усилием она сказала:

— Может… это была кошка? Или собака провалилась в яму и как-то там прижилась…

— Димитру сказал, что глаза больше, чем у собаки или кошки. Сильно больше.

Рабочий умолк. Верил ли он в то, что рассказывал, или нет, но желанием продолжать работу на этом участке явно не горел. Его товарищ был настроен более деловито:

— Ничего он не видел. Он напился. Ничего там нет. Обычная большая яма, вот и все.

Рэйчел чувствовала себя как в тюрьме. По ночам она ненавидела этот дом, но уехать не могла — на нее возложили ответственность за детей.

Более всего ей хотелось собрать вещи, сесть в поезд и навестить дедушку в хосписе. По словам матери и бабушки, он слабел с каждый днем, и Рэйчел страшила мысль, что ей не удастся увидеть деда, прежде чем рак окончательно его погубит. Но она не могла сдвинуться с места. Она должна была оставаться в особняке, присматривать за детьми, охранять их. Однажды ночью, пролежав без сна до двух часов, Рэйчел встала и уселась за маленький письменный стол у окна, выходящего в сад. Первым делом она всмотрелась в темноту за окном — это уже превратилось в привычку, она и днем постоянно выглядывала в сад: не происходит ли чего-нибудь подозрительного вокруг ямы, но все было тихо. Рабочие надежно укрепили брезент, накрывающий яму.

Включив настольную лампу, Рэйчел извлекла из верхнего ящика стола две вещи. Первую — дорогую венецианскую записную книжку в льняном переплете, подношение Лукаса в качестве благодарности за успешное собеседование в Оксфорде. Вторая была картой из игры «Пелманизм», подарком от Фиби, с изображением злобного паука, что столь загадочным образом напоминало акварель Жозепа Баке. Рэйчел уставилась на паука с тем же неприязненным трепетом, с каким смотрела на него последние десять лет. Затем открыла записную книжку и принялась писать.