Борис Иванов - За стенами города. Дезертир Ведерников

Он никогда не придавал значения разговорам с многочисленной родней, среди которой в прошлом были и часовые мастера, и мебельщики, поминался некий Никита Никитич, державший каретную мастерскую, и уже совсем легендарный отпрыск рода Константин Ведерников, ворочавший большими делами в Архангельской губернии. Родня рассеялась, обмельчала, приписала Вадиму «ведерниковскую хватку», не требующую от него ничего, кроме успеха. Его старший брат Юрий потому был так безжалостно забыт, что пошел в другую породу. Красавчик и щеголь, он запутался в каких-то махинациях торгсиновских комбинаторов, и не ради трезвого дела, а из-за красивой ветреницы, — и сгинул в трудовых лагерях; мать что-то знала, какие-то вести о нем получала, но говорила о нем беспристрастно: «Нагусарил Юра».

Ведерниковское, наверно, в Вадиме было. Ему многое удавалось. Впрочем, грандиозных планов не строил. Работа, успех, деньги, легкие романы, потом семья, дружба и преданность в той мере, в какой преданы тебе. Все меньше сомнений, все больше скуки, все меньше свободы, все больше пустоты…

Вадим смотрел на огонь, подбирающий остатки пожертвованного печке стула…

Часы показывали половину второго ночи, когда он прижал ухо к входной двери. Дом спал. На лестнице светила закрашенная синей краской лампа. Чердак над головой, о котором жильцы вспоминали лишь при большой стирке — там сушили белье, — стал для него чем-то вроде лаза. Теперь он знает, что может выбираться из квартиры более безопасным путем, выходить не во двор, а сразу на бойкий проспект. На чердаке может при необходимости некоторое время скрываться и там же подбирать полезные вещи.

На чердаке — сплошная тьма. Когда три дня назад обследовал его, хорошо запомнил, где видел пару стульев. Каждый из них обеспечивал бы печку на целый день.

Что такое! — совсем рядом услышал разговор.

— …Мое убеждение, что евразийцы были правы, по крайней мере, в том, что Россия должна примирить в себе противоречия Запада и Востока. Мы дадим миру новый синтез.

Наступила пауза. Потом услышал другой голос:

— Не хотите ли вы сказать, что, спасая сейчас Европу, мы делаем шаги к тому, чтобы стать центром мировой цивилизации?

— Вот именно, Владислав Афанасьевич, вот именно.

На стульях, стоящих напротив чердачного окна, виднелись две фигуры в пальто и зимних шапках.

— Однако сегодня чертовски холодно, Павел Герасимович.

— Вы только взгляните, — продолжил рассуждение первый, — Россия всегда была довеском на весах европейской борьбы, не более. Сейчас же, — вы обратили внимание на язык, которым заговорили европейские деятели?.. Раньше у них речь о русских шла всегда об одном и том же: там голод, беспорядки и аресты. Они не нуждались в наших советах и в сотрудничестве с нами. Теперь положение принципиально иное — решает все Россия, все зависит от нас. Теперь они могут стать лишь соратниками России, подмастерьями в построении нового мира.

— Вы не взглянете, Павел Герасимович, сколько нам еще осталось дежурить.

— Знаете, я забыл дома часы. Вот такая оплошка. Мы через полчасика спустимся погреться и заодно посмотрим время. И хочу обратить ваше внимание, Европа попыталась, но не нашла пути к интеграции, напротив…

— Вы имеете в виду Лигу наций?..

Оставаться на чердаке больше не имело смысла. Ведерников стал осторожно приближаться к выходу, но шлак предательски выдал его своим скрипом.

— Кто здесь? — спросил не без любопытства один из собеседников.

Уже не таясь, Ведерников сделал два шага к ним и, удивляясь своей дерзости, начальственно спросил:

— У вас все нормально?

— А что вы имеете в виду? — спросил только что рассуждавший о величии России.

— Это товарищ пришел проверить, на посту мы или нет, — прокомментировал другой.

— Верно, — подтвердил Ведерников и добавил: — Сам вижу, что все в порядке.

— Товарищ, товарищ, скажите, сколько сейчас времени?

— Половина второго, — ответил Ведерников, открывая дверь на лестницу.

В эту ночь он сжег кипу старых газет и несколько посылочных ящиков.

Ведерникова разбудил шум. Ему показалось, кто-то проник в квартиру. Неужели его ночная вылазка оказалась замеченной и его выследили?! Нарвался на старичков! — ночью рассуждают, а днем ловят шпионов и дезертиров.

Он одевался, шум продолжался. Теперь ему показалось, какие-то мальчишки проникли в квартиру, носятся по коридору и озоруют в ванной. В коридоре никого не было. Было пусто и в ванной, — кажется, кто-то забрался в чулан, куда складывалась старая обувь, коньки, лыжи, а под потолком висел велосипед Кости!