Олег Кашин - Приморские партизаны

Площадь насторожилась, никто не понимал, к чему клонит полковник.

– Я ответил ему тогда – Соломон, мы с тобой как Минин и Пожарский. Если мы не поведем ополчение, его никто не поведет. И он мне сказал – да, я понимаю это. У нас украли нефть, у нас украли янтарь, – пауза. – У нас украли страну! Но мы вернем ее себе.

Площадь неуверенно, но прокричала в ответ – вернем!

– Родные земляки. Вашему краю выпала честь первой оказать сопротивление ментовскому произволу. Наша родная милиция давно легла под еврейскую, давайте говорить прямо, под еврейскую мафию. С этой мафией боролся Соломон. С этой мафией борются и те, кто сегодня стреляет ментов. С этой мафией будем бороться мы!

Когда генералу Сороке покажут видео с речью полковника, он обратит внимание, что на словах о еврейской мафии московский брюнет наклонился к редактору местной оппозиционной газеты – что сказал, слышно не было, но по выражению лица было понятно – эй, что он несет, что он несет?

– И если здесь кончается Россия, отсюда начинается она! Вперед, Россия! Слава России! – полковник сжал кулак и выбросил руку вверх. Площадь ответила овацией.

Некто в штатском, стоящий у кормы грузовичка, включил рацию и, Шиша и Химич слышали, проговорил в нее – «седьмой второму, седьмой второму, он сказал слава России!» – рация в ответ что-то хрипела, но можно было расслышать «хуй с ним». Некто в штатском кивнул и прошел вглубь толпы – последним выступал как раз оппозиционный редактор, по его поводу местные силовики давно не беспокоились. А когда полковник спускался с грузовичка, его за рукав схватил Химич и по-московски запросто сказал, что если полковнику хочется сейчас пообедать, то мы с другом знаем отличное место совсем недалеко.

– Эшники, что ли? – развеселился полковник. Повернулся к брюнету, который уже тоже спустился, сказал ему: – Пойдем обедать, тут эшники с нами пообедать хотят.

И так и ушли с площади вчетвером, никому больше до них не было дела.

– А ты ему зачем звонил? – перебил брюнета полковник.

– Ну так положено, этика такая, – брюнет поморщился. – Если ты приезжаешь в регион, надо позвонить губернатору, сказать, так и так, вот я к тебе приехал, ничего нехорошего не замышляю, не волнуйся.

– У кого так принято? У меня не принято, – не успокаивался полковник. – Я же ему не звонил.

– Так ты и депутатом не был. А мы с ним оба депутаты были, понимаешь? Если бы я был губернатором, он бы наоборот, мне позвонил.

– Да ты и не будешь губернатором никогда! – полковник уже злился.

– Губернатором не буду, – соглашался брюнет, – возраст уже не тот. В моем возрасте только в президенты.

Брюнет еще не знал, что пройдет пять лет, и его совсем как Соломона застрелит на мосту около Кремля старший лейтенант чеченского МВД, и такой же митинг, как сегодня, случится и в Москве, и все тоже будут говорить, что это красная черта и точка невозврата, но, что бы они ни говорили, после этого убийства тоже ничего не изменится; может быть, вообще никогда ничего не изменится.

Шиша и Химич скучали. Хотели пообщаться с полковником, а оказались на спектакле с участием двух усталых поп-звезд второго эшелона – звезды красовались друг перед другом, во вторую очередь перед зрителями, пили оба немного, говорили о скучном, даже когда хотели об интересном.

– Ты мне скажи – стрелял в него? – спрашивал у полковника брюнет.

– Присяжные решили, что не стрелял, – полковник умел быть дипломатом.

– Тогда ты скажи, в твоей России будут суды присяжных?

– Оставлю один из уважения, – обещал полковник-дипломат.

– А меня оставишь? – спрашивал брюнет.

– А это уж как присяжные решат, – и дружный хохот.

На Шишу и Химича гости внимания не обращали – пусть скажут спасибо, что сидят с ними за одним столом, когда такое счастье еще выпадет.

Брюнету надо было в Москву последним рейсом, и его сажали в такси, полковник лез обниматься. Такси уехало, и полковник не выдержал:

– Парни, при нем не хотел, а теперь скажите – ментов-то кто режет? Известно что-нибудь?

– Я думаю, эфэсбэ, – мрачно ответил Шиша. – Кто их еще может резать, кроме эфэсбэ?

Проводили полковника до гостиницы, заходить не стали, и слава Богу – на ресепшне его уже ждал настоящий эшник, то есть опер из центра «Э» (экстремизм), который, извинившись за позднее вторжение и заверив в огромном уважении, задержал полковника по уголовному делу о призывах к насилию по статье 282 УК РФ – речь на митинге послушали в Москве и решили сажать; утром полковника этапируют в Москву.