У тебя как-то странно сосало в животе, когда ты залезал внутрь этой осужденной на смерть машины, где горела одинокая рождественская свечка и устрашающий серый сверток с белым привеском — фитилем лежал на ящике, дожидаясь рокового часа. Вход сюда всем остальным был воспрещен, исключение (да и то всего лишь на минутку) было сделано для Карла Эрика (Ханнибал: «Раз ему отпущена такая короткая жизнь, надо, чтоб он хоть побольше всего успел увидеть»).
Ханнибал взглянул на свои часы.
— Через каких-нибудь двадцать-тридцать минут здесь не останется никакой паровой машины. Ничего не останется, может, только несколько железных осколков, а может, и их не будет. А грохот раздастся такой жуткий, что в городе все затрясутся от страха! И в обморок многие попадают!
Карл Эрик не отваживается влезть в машину, он сидит на корточках снаружи, возле очистного отверстия, просунув внутрь только голову и руки.
— А кто же подожжет фитиль? А, Ханнибал? Ты сам?
— Да нет, конечно, ты подожжешь, Карл Эрик! Гайдук ты у меня или не гайдук?
Карл Эрик, бледнея, отодвигается от машины, но Ханнибал уже схватил его за фуфайку и не пускает.
— Вот дурачок-то! Ясно, я сам запалю фитиль! Хорошо же ты обо мне думаешь, фу! Ты хоть раз в жизни видел, чтобы я вел себя как какой-нибудь бесстыжий поваренок? Говори, да или нет?
— Нет, не видел, — с готовностью бормочет Карл Эрик, но все же вырывается и исчезает в темноте…
И вот наступает полночь, знаменательный миг смены годов: ощущение такое, словно что-то огромное расправляет в вышине могучие крылья над объятым тьмою миром. На лице Ханнибала мина атамана, суровыми окриками он отгоняет всех от паровой машины, приказывая спрятаться в надежных укрытиях за пакгаузами.
— А ты, Амальд, можешь, вообще-то, остаться и смотреть в очистное отверстие — если ты, конечно, не боишься, потому что это ужасно опасная штука. Ну как, остаешься?
— Да.
Ты стоишь на коленях, заглядывая внутрь машины и дрожа от нетерпеливого ожидания — вот Ханнибал чиркает спичкой и подносит ее к фитилю…
Теперь прочь — опрометью, сломя голову, — а в носу у тебя странное щекотание, запах катастрофы и конца света.
— Сюда, Амальд! Ложись на землю!
Мы лежим на дне глубокой скальной расщелины.
— Рот не закрывай, а то барабанные перепонки лопнут!
И ты раскрываешь пошире рот и совершенно отчетливо слышишь, как сердце твое задушенно квакает где-то в самом горле. Быть может, настал последний час, Час Бездны, Час Светопреставленья… и, словно в кошмарном сне, возникает перед твоим мысленным взором башня, призрак той старой Башни на Краю Света, и одинокое облако в пустоте над бездной, гигантский лик Бога с гневными очами…
Однако великий гром всеобщей погибели что-то никак не грянет.
Ханнибал:
— Черт возьми! Фитиль, что ли, потух? Или в чем там дело? Может, порох слишком старый, силу потерял?
Из города слышатся выстрелы и гулкие хлопки, но это все смехотворные игрушечные петарды, самые обыкновенные, какие продаются в лавке.
Ханнибал чуть не плачет, голос его дрожит:
— Фу ты, вот уж не ожидал!
— Погоди, может, еще бабахнет. Тлеет, тлеет, а потом как взорвется.
— Надо пойти посмотреть!
— Нет, давай лучше еще немножко обождем!
Мы лежим и ждем, Ханнибал вздыхает тяжко и удрученно.
— Мы же видели, что фитиль загорелся! Правда ведь? Ты ведь тоже видел, что он загорелся и почернел? Значит, это все-таки порох силу потерял!
— А он что, очень старый?
— Еще бы не старый. Он же у меня с тех пор, когда еще мой отец был жив.
Ханнибал откидывается назад и сидит, прислонившись к стене расщелины, бессильно свесив руки и глядя в небо, где несколько ракет прорезают темноту и рассыпаются. Лицо у него бледное и страдальческое, какое-то почти стариковское.
Но вот он рывком поднимается на ноги.
— Пошли!
Ханнибал выпрыгнул из расщелины и шагает прямо к паровой машине. Ты не решаешься последовать за ним. В бледном свете звезд ты видишь, как его тень крадучись приближается к красному пятну очистного отверстия. Круглое светящееся пятно похоже на восходящую луну, только-только оторвавшуюся от горизонта.
Вот он садится на корточки перед машиной. Вот он влезает внутрь. Ты дрожишь от напряжения и ужаса, цепенея, прилипаешь к холодному камню. А вдруг как раз сейчас-то это и произойдет!
Но нет, покамест ничего не происходит.
Значит, все провалилось. Ну и слава богу!
— Амальд!
Голос у Ханнибала прерывающийся и жалобный.
Читать дальше