Дмитрий Евдокимов - Добрые времена

Роман упивался собственной значимостью. Сейчас газета ушла в цеха. Люди у станков раскроют ее.

— О-о! Какой-то новый корреспондент. Остро пишет, молодец!

Потом он подумал и о негативной стороне. Ведь обязательно прочтут и те, кого он так страстно обличал. Захотят отомстить... Роман живо себе представил небритые физиономии Н. Дагаева и П. Черткова, поджидающих его в темном переулке.

— Этот щелкоперишка нас опозорил...

Но он не струсит, нет! Гордо вскинув голову, подойдет к ним и скажет:

— Что ж, бейте! Но это вам так не пройдет. Будет новый фельетон!

Дрогнувшие хулиганы отступят назад...

— Роман! Ты чего ногами сучишь? Чеши на стадион, может, что интересного узнаешь... — окликнул его Василий Федорович.

— Сейчас, — сказал Роман, потом рассеянно и долго причесывался в коридоре перед зеркалом, готовясь к всеобщему вниманию.

Вот он выйдет сейчас из редакции, и сразу вокруг вопросы:

— Кто это? Наверное, тот самый Р. Бессонов. Гляди, какой молодой. Талантливый, видать, парень. Далеко пойдет. А что? Горький ведь тоже в газете начинал...

Но на заводской площади было пустынно. Пробегавшие мимо озабоченные люди даже не глядели в его сторону. Вздохнув, Роман направился к стадиону.

Директор стадиона, жизнерадостный атлет без шеи, познакомившись с новым корреспондентом, подмигнул окружающим: «Дескать, сейчас начнется».

— Вот пришел узнать, какие новости, — проговорил серьезно Роман, раскрывая блокнот.

— Новости, говоришь? — переспросил директор, еще подмигнув. — В общем-то, ничего особенного. Слесарь фрезеровочного цеха Акулов вчера пробежал стометровку за девять секунд.

— Как фамилия? — переспросил Роман. — Через «А» или «О» пишется?

— Стой, стой! — испугался директор. — Ты и впрямь записываешь?

— Конечно?

— Мировой рекорд девять и восемь!

На него глядели восторженные глаза корреспондента.

— Значит, ваш Акулов мировой рекорд побил?

— Да ты что? Пошутил я! Понимаешь? По-шу-тил! А ты записываешь. Как ляпнешь в газете, весь завод смеяться будет.

— Так, значит, не было рекорда?

— Не было, не было! На, возьми протоколы и переписывай, раз шуток не понимаешь...

Постепенно он привык к тому, что в каждом номере появлялась его фамилия, и что никого это особенно не волновало. Только Василий Федорович как-то сказал:

— Слушай, Рома! Возьми себе псевдоним, что ли!

— Зачем? Я никого не боюсь.

— Речь не об этом. Две твоих заметки в номере. Неудобно, что два раза Р. Бессонов фигурировать будет.

Роман напрягся. Хотелось придумать что-нибудь красивое, оригинальное.

Но Василий Федорович буднично сказал:

— В таких случаях мы переставляем имя и фамилию.

— Это как?

— Ну, ты Роман Бессонов. Так? А будешь Б. Романов. Устраивает? А на будущее договаривайся насчет «живых» подписей. Берешь информацию, скажем, у директора стадиона — и сразу обусловь, что его фамилией подпишешь. Понял? Ну, действуй!

Роман «действовал». Правда, не столь энергично, как хотелось Василию Федоровичу. Слишком возился с каждой маленькой заметкой, не раз перечеркивая написанное. Предметом его восхищения был сам Демьянов, закатывавший длиннющие статьи о техническом прогрессе, диктуя их машинистке Татьяне Ивановне прямо из головы.

— Значит, так, — говорил Василий Федорович, прищурившись на что-то неведомое за окном. — Заголовок: «Новому станку — зеленую улицу». С абзаца: «Большой экономический эффект даст освоение нового станка, созданного в отделе главного конструктора...»

Роман вздыхал. Он ничего не понимал в технических премудростях. Впрочем, чего от него никто пока и не требовал. Комсомольские активисты, работники стадиона и Дома культуры — этот круг новых знакомых почти не расширялся. Но хотелось, конечно, большего — проблемных, серьезных очерков и статей, таких, чтобы всколыхнули весь завод, заставили заговорить о нем, Романе Бессонове...

В комнату вошел, потирая руки, редактор Николаи Иванович Самсонов. По-юношески стройный и даже грациозный, он не шел, а, казалось, порхал.

— Здорово, Роман! Что, не спится? Как дела на любовном фронте? Не окончательно еще запутался?

Отношения Романа с заводскими девушками были постоянным предметом шуточек всей редакции.

— На чьей подушке сегодня спал? — поддержал тему Василий Федорович, вошедший в комнату следом за редактором. Энергично сжимая в зубах мундштук с горящей сигаретой, он шутливо ударил Романа по плечу металлической линейкой-строкомером.