Дмитрий Евдокимов - Добрые времена

— Мне Любимов сказал, что случайно увидел... как это называется? Ах, да, гранки! А в них моя заметка про наш отдел. Поняли?

Роман прыснул:

— Ну, Любимов — негодяй. Знал, на какой струнке сыграть!

Лада на этот раз холодно взглянула на него:

— Что значит «сыграть»?

— А то, что с первым апреля!

Все рассмеялись. Подбородок девушки задрожал:

— Значит, разыграли? Ну погоди, Любимов!

И она пулей вылетела из дверей.

— Слушай, Роман! А что-то Лада к нам заходить перестала? — спросил все замечающий Василий Федорович.

Бессонов пожал плечом:

— Почем я знаю.

— Неужели поссорились? — тут же принял эстафету Николай Иванович. — Такая видная пара. Мы уж было о свадебном подарке начали думать...

— Кончайте, братцы, и так тошно, — только и произнес Роман и тоже выскочил из кабинета.

Что ни говори, но начало месяца, а тем более нового квартала — дополнительные негласные дни отдыха. Вчера еще злые, взбудораженные, срывающиеся: на крик руководители цехов сегодня выглядели размягченными, расслабленными, охотно реагирующими на любую шутку. Рассаживаясь поудобнее в зале новой техники, степы которого обильно украшали диаграммы, чертежи и фотографии новых станков, люди перекрикивались через весь зал, подначивая друг друга, громко смеясь над чем-то не всегда понятным.

Среди этих оживленных лиц заметно выделялась группа, сидевшая особняком, в правом заднем углу. Приглядевшись, Роман узнал Андрея Крутова. «Бригада сборщиков», — догадался он. Начальник сборочного цеха Терновский сидел на несколько рядов ближе и демонстративно не глядел на своих рабочих. Был он сухощав, длинные светлые волосы гладко зачесаны назад, из-под стекол очков холодно поблескивали серые глаза, и без того топкие губы крепко сжаты.

Гася оживление, к длинному столу на сцене вышли члены парткома. Взяв в руки стоявший на столе микрофон, Разумов, слегка прокашлявшись, начал без предисловий:

— Мы обычно собираемся в этом составе, чтобы подвести итоги соревнования за квартал. Но сегодня повод другой. Прямо скажу, печальный. Вы утром уже слышали, что двадцать шестой с треском провалил не только свой план, но и потянул назад весь наш многотысячный коллектив. Хотя все условия для выполнения плана, подчеркиваю и обращаю ваше внимание на эти слова — абсолютно все условия! — в цехе были. Прошу товарища Терновского объяснить здесь присутствующим, как он умудрился весь завод посадить в лужу. Да нет уж, вы, пожалуйста, сюда, на трибуну, чтоб все вас видели.

Терновский крепко сжал руками края трибуны так, чтобы всем видны были его холеные кисти рук, и повернулся к сидевшему рядом с трибуной Угарову.

— Борис Алексеевич! Меньше всего виноват в случившемся сборочный цех и я как его руководитель!

— Вот как! — саркастически заметил Угаров. — Значит, нет виноватых.

— Нет, почему! Виноваты цеха-смежники, постоянно срывающие графики поставки узлов и деталей, виноваты плановый и производственный отделы, составляющие липовые планы, которые летят на следующий день после их утверждения, виновата, в конце концов, дирекция, которая ни разу не наказала никого из конкретных лиц, отвечающих за эту производственную неразбериху. Я могу по числам доложить, как складывалась обстановка: первое марта — ноль собранных станков и ноль деталей, второе марта — ноль станков, десять валов из термички — почему-то совсем к другим станкам, третье марта...

Зал загудел.

— Наверное, достаточно? — обращаясь в зал, спросил Разумов. — Спасибо, товарищ Терновский, за информацию. Значит, мы вас правильно поняли? Ни цех, ни вы как начальник цеха не виноваты, так?

— Так, — упрямо боднул головой Терновский.

Голос Разумова от волнения стал каким-то вкрадчивым:

— Вот вы говорили о неправильном планировании. А вы помогли чем-нибудь производственному отделу? Ведь вам лучше всех известно, когда, в какие сроки, в каком количестве потребуются те или иные детали для определенного класса станков.

— Это не мое дело! — отрезал Терновский. — Мое дело план выполнить!

Зал снова загудел.

— О том, как вы выполняете план, мы уже знаем, — сухо ответил Разумов. — Становясь в позицию стороннего наблюдателя, вы сами себя сажаете в лужу. Неужели не понятно?

И обратившись к залу, Разумов резко сказал:

— Товарищи присутствующие здесь члены парткома. Вношу предложение. За срыв выполнения месячного плана и некритическое отношение к себе как к начальнику цеха объявить коммунисту Терновскому строгий выговор. Кто за это предложение? Кто против? Кто воздержался? Предложение принимается. Садитесь, товарищ Терновский, и еще раз крепко подумайте о своем поведении как коммуниста и руководителя. Кто хочет высказаться по данному вопросу?