Иван Арсентьев - Преодоление

Невеселые мысли Ветлицкого оборвал громкий, резанувший уши крик. Оглянулся и бросился бежать в ту сторону, куда бежали рабочие, — к прессу Зины. Девушка лежала скорчившись, усыпанная золотистыми блестками латунных кругляшков. На подвернутой левой руке первая фаланга среднего пальца отрублена. Лицо белое, глаза закрыты, халат и оголенные ноги забрызганы кровью.

Ветлицкий склонился над ней. Кругом стало тихо, лишь постукивали слегка шестерни работающих вхолостую прессов. Почти весь участок столпился возле Зины. Она не приходила в сознание, видимо, сильно ударилась головой об угол ящика.

Ветлицкий обвел взглядом рабочих, остановился на Козлякине.

— Бегом в санчасть! Нет, постой, звони по телефону. Катерина, скорей воды! — повернулся он к застывшей в испуге Зининой наставнице.

Бородатый Элегий Дудка вдруг позеленел, нагнул голову, закрыл рот ладонью и, покачиваясь, поспешно выбрался из толпы. Его тут же стошнило в короб с отходами.

Люди пришли в движение, кто-то принес портативную аптечку. Ветлицкий встал на колени, сунул ладонь под голову девушки, приподнял. Пальцы стали липкими. Катерина дрожащими руками протянула стакан холодной газировки. Ветлицкий побрызгал на бледное лицо Зины, она шевельнулась. Катерина взяла индивидуальный пакет, принялась бинтовать покалеченный палец пострадавшей. Зина в сознание не приходила. Так и увезли ее на машине, прибывшей из заводской больницы.

Не от трезвона будильника и не от шума автомобилей проснулись водные туристы: их разбудили зорянки, кукушки да синицы своими переливчатыми трелями, молодецкими запевками, которые неслись из густой чащобы ольхи, сливаясь с органным гулом водосброса плотины, с перестуками мельничного колеса. Их разбудили удивительные запахи, висевшие над поймой, — запахи речной воды, цветущей липы и сена, не иначе — кто-то разворошил рядом душистую копну. Удивительно роскошное выдалось утро.

«Поэзия в ослепительной оправе солнечных лучей», — изрек высокопарно Круцкий.

Умывшись, туристы перекусили, нагрузили байдары и отчалили. Норовистая Лубня тут же принялась за свои старые фокусы. Оказалось, она не только по-змеиному извилиста, но и по-змеиному коварна. Местами напоминает горные порожистые речки. Байдарочники не успевали перекладывать свои суда с борта на борт и с разгона врезались в завалы — только треск раздавался над поймой. Лодку Круцкого то и дело разворачивало поперек узкого русла, она цеплялась кормой и за берег, носом — за другой, застревала, уподоблялась деревянному брусу кладки. Судоводитель, спасая посудину от положения «оверкиль», поспешно бросался за борт и, то вплавь, то стоя по горло в воде, разворачивал ее по течению. Все были мокрые от пяток до макушки, но тяготы походной жизни переносили стойко.

Чета Конязевых отстала, и одиночка просто-Филя, вырвавшись стремительно вперед, стал лидером. Постепенно речка становилась шире, справа показалась небольшая травянистая заводь. Среди розовых метелок водяной гречихи и стрелолиста покачивалось что-то темное. «Бочонок?» — заинтересовался любопытный просто-Филя и подгреб ближе. «Тьфу!» — плюнул он с отвращением. То оказался не бочонок, а вздувшийся дохлый телок. Просто-Филя скорей отвалил в сторону, но вдруг губы его сморщились в подловатой ухмылке, он резко затабанил и развернулся обратно. Оглянувшись, нет ли кого поблизости, всадил изо всех сил острую лопасть весла в рыхлую массу падали. Раздалось шипенье, как от спустившего ската грузовика, и тут же убийственное зловоние поплыло над мирной заводью.

Напакостив плывущим сзади, просто-Филя замахал проворно веслом, чтоб удрать подальше. В чащобе цепких тростников затаился, наблюдая. Вскоре на повороте показался Круцкий с Яствиным. Они походили на олимпийцев, рвущихся к финишу на последних метрах дистанции: байдара неслась стрелой. В такт взмахам весел раздавались возмущенные возгласы Круцкого:

— Эт-то не иначе просто-Филя паскудник! Подстроил! Я ему!..

— Не может быть, — отвечал Яствин. — Это чересчур.

Но Круцкий лучше знал своего родственничка. Тот, услышав угрозу, стал выжидать, пока начальники проплывут вперед, и тогда двинулся следом.

Опять речка начала сужаться, берега поднялись выше, стали стенами. Впереди за небольшим, но глубоким водоемом, — очередная запруда. Плотина рублена из толстых дубовых бревен, посередине — узкий сток. Если заглянуть в прорезь стока на ту сторону, видно, как вода несется по пологой наклонной плоскости деревянного слипа. На байдаре можно спуститься, как на салазках с горки, да вот беда: уткнулась носом в узкую щель и ни с места! Не проходит по ширине.