Иван Арсентьев - Преодоление

Пришлось Хвалынскому опять говорить с Середавиным «по душам». Директор довольно сухо сказал ему, что для разведки новой площадки требуются дополнительные кадры специалистов, но, к сожалению, нет богатого кадрами дядюшки, который бы их присылал. Приходится поэтому подбирать на месте, натаскивать в работе самим. Под руководством столь опытного мастера, каким является Середавин, новый бурильщик быстрее, чем где-либо, войдет в курс дела. Конечно, если Середавин категорически настаивает, можно использовать другой вариант: оставить в бригаде мастером Бака, а ему, Середавину, передать только что организованную.

— Ага! Ту, что собрали с бору по сосенке? Нет уж, благодарствую, Петр Павлович. Знаю, вы готовы в ложке воды утопить меня… Так лучше я буду мучиться, как мучился.

— Смотрите, вам виднее… Я всегда готов пойти вам навстречу, — улыбнулся Хвалынский.

По сдержанности рабочих, по их настороженным взглядам Карцеву нетрудно было понять, что его здесь не ждали. Вахта натянуто помалкивала, оглядываясь на недавнего верхового, ставшего ныне хозяином смены. Карцев чувствовал настроение товарищей, но потолковать с ними в открытую подходящего случая не выпадало, и он решил оставить все как есть, не форсировать до времени события.

Трудно жилось ему первые дни в знакомом коллективе, не с кем и словом перекинуться. Невольно возникало опасение, как бы не подсадили, как бы не подстроили какую-нибудь каверзу. А ведь перед отъездом на курсы, казалось, отношения со всеми наладились, кроме, конечно, Середавина. С ним Карцев и прежде и теперь держался начеку.

Шли дни, люди работали, и ничего из ряда вон выходящего не случалось. Середавин относился к новоиспеченному бурильщику со сдержанной иронией, однако предоставлял полную свободу действий. Подобный суверенитет Карцеву и не снился. Избавившись от мелочной опеки, имея некоторые знания и опыт, он получил возможность показать в полную силу все, на что способен. Не догадывался, что Середавин с умыслом позволяет ему решать самостоятельно производственные дела.

А расчет был простой: без своевременной подсказки, без квалифицированной помощи самонадеянный бурильщик даст наконец такого «ляпа», что Хвалынскому останется только выгнать его с треском на все четыре…

Строительство новой буровой закончилось, оставались незначительные доделки в хозяйстве механика, но раз Кожаков отправился на объект, то сомнений нет, что все будет в порядке.

Кроме знакомства с некоторыми новшествами в оборудовании, Карцеву еще предстояло снять для себя жилье в поселке Венере, поближе к буровой, чтоб не ездить ежедневно в Нефтедольск и обратно.

Машина тряслась с увала на увал извилистой пыльной дорогой. Инструмент и запчасти с грохотом перекатывались по днищу кузова, грозя протаранить борта. А Карцев размечтался.

«Венера… Странно! Невзрачный, затерянный в степи поселок — и вдруг такое экзотическое название! Кому в голову пришло так окрестить его!» — думал он, отпихивая трубу компенсатора [8] Деталь насоса. , которая подло подкрадывалась сбоку, норовя придавить ногу. Карцев порылся в памяти, вспоминая все, что связано каким-то образом с именем Венеры, начиная от цветка «Венерина башмачка» и кончая планетой, но ничего подходящего к случаю не нашел.

«Скорее всего, название придумал кто-то из тех, кто пришел сюда однажды весной и, по верному предчувствию или убеждению, забил первый колышек на месте будущего поселка».

Человек тот представлялся Карцеву почему-то очень несчастным, выброшенным прибоем жизни на эту степную отмель в конце своего длинного и мучительного пути. Он устал, отчаявшись бродить по свету, растеряв где-то осколки разбитых надежд, он хотел только умереть один на один с тишиной. Но прежде чем уйти из жизни, человек поглядел в последний раз на диковатую красу здешних мест, на сизую гряду мохнатых холмов, что чуть брезжили в мареве солнечных лучей, смешанных с пряными испарениями степи, вспомнил зашарканные дорожки, по которым годами отирал подошвы в погоне за счастьем по чужим рецептам, и чувство острой жалости охватило его.

Только сейчас открылось этому человеку, как ничтожны и мелочны его притязания, как глубоки заблуждения. Он снял сапоги, прошел по необжитому клочку земли и вместе с позабытым сладостным ощущением теплоты ее под босой ногой почувствовал, как разжимаются черные лапы неизбывной тоски, как возвращается вера в собственные силы.