Андре-Марсель Адамек - Хозяин черных садов

Понемногу мысль нащупала верную дорогу. Свет фонаря, меняющий окраску с белого на светло-желтый, заставил меня в конечном счете решиться. И хотя я пользуюсь им с бережливостью скупца, батарейки в нем не новые, они сдохнут очень скоро. По моим расчетам, самое большее, их хватит еще на час. После этого невозможно будет ничего сделать.

Фонарь я поставил вертикально на землю, так, чтобы внутренность трубы оказалась в луче света. Затем я позвал пса. Он тотчас подошел, переваливаясь с боку на бок. Он больше не боится меня, и, может быть, напрасно, так как, если дело повернется плохо, я недорого дам за его кости. Я глажу ему затылок, перед тем как начать эксперимент, и даже шепчу ему что-то нежно на ухо.

Если поднять руки, отверстие свода оказывается не более чем в метре. Изгиб, достаточно узкий для того, чтобы пес мог на него опираться, находится двумя метрами выше. Затем труба поднимается наклонно до самой поверхности. Если он поймет, что с ним происходит, он сможет выбраться ползком. Главное, доставить его до сужения изгиба, и для этого есть только один способ: бросить его, как мячик, по вертикальной траектории на три метра, рискуя при этом разбить ему крестец о стенки.

Я хорошо взвесил «за» и «против». Может случиться так, что он поранится об угол камня, и тогда мне останется только его прикончить. Но это ничуть не хуже, чем видеть, как он околевает здесь от голода и тоски.

Пока я собираю последние силы, он держится около меня, не шевелясь, но я чувствую все же, что он тревожится. Его дыхание учащается, он напрягает лапы, как будто готовясь к предстоящему удару. Фонарь заметно тускнеет. Больше нельзя терять времени.

Первая попытка не удалась. Я подбросил его слишком слабо, и, ударившись в полете поясницей, он смещается вправо. Удар приходится на задние лапы, и пес падает камнем вниз. Я не смог его поймать на лету, и, оглушенный, он минуту лежит неподвижно. Когда я его подбираю, он всаживает мне в руку иглы своих клыков.

Вторая попытка оказывается не успешнее первой. Пес достигает уровня изгиба, но у него не хватает инстинкта, чтобы там зацепиться. Он скатывается вдоль стенки, ударяется боком о край отверстия, но, без особых потерь приземлившись на лапы, прячется в глубине пещеры. Мне не составило труда его поймать. Он отбивается, как дьявол, и кусает меня до крови, пока я тащу его к дыре.

На этот раз он отправляется вверх стрелой, вытянув хребет. Под воздействием толчка он наполовину влетает в изгиб. Его задние лапы перебирают в воздухе, как будто он пытается плыть. Я слышу, как его когти скребут по камням.

Фонарь на земле дает только слабый, прерывистый луч. Прежде чем он гаснет, я успеваю увидеть, как пес заползает в изгиб. Он должен чувствовать сейчас порывы свежего воздуха, которые доходят с поверхности. Звук его когтей напоминает мне скрежет гвоздя по шиферу. Я полагаю, что он находится на полпути, там, где смягчается наклон. На минуту он останавливается, ослепленный дневным светом. Царапанья вскоре возобновляются, все учащаясь по мере отдаления.

Еще несколько бесконечных секунд перед окончательной уверенностью.

Дальше я могу себе представить его сумасшедший бег к поселку. Его освобождение прогоняет из моих вен черную кровь чумы и наполняет меня вдруг странной жалостью.

Лампа погасла в тот момент, когда тишина вновь спеленала камни, но остается прорвавшийся с поверхности нежный отсвет утра, который, словно бабочка, опускается на дно моей могилы.

Со времени твоего последнего телефонного звонка здесь произошло нечто, о чем я горю желанием тебе рассказать. Я могла бы тебе позвонить в больницу, но была настолько взволнована, что не смогла на это решиться.

Оливье приехал к нам провести выходные и уже собирается уезжать. Поскольку он намерен сделать круг, чтобы навестить Кантена, я пишу тебе на скорую руку это письмо, которое он тебе и передаст.

Успокойся, сестричка, это хорошая новость, без сомнения лучшая из тех, что я могла бы тебе поведать, но я должна рассказать тебе все по порядку, а потому — наберись терпения.

Этим утром Оливье ушел рано, он отправился на поляну за грибами. Дети еще спали, и я была одна на кухне. Я люблю твой дом, его тишину и его запахи. Правда, он не очень удобный и страдает от недугов своего почтенного возраста, но я уверена, что его добрые стены будут вас долго хранить.

Скоро должно было пробить девять, и я подумывала, не пора ли будить мальчиков. Я не хотела тебе говорить об этом по телефону, но, пока они не узнали о том, что операция прошла успешно, у них были очень тяжелые ночи. Я решила, что немного сна им не повредит. И потом, им вас очень не хватает, а пока они спят, они не считают часов.