Катерина Яноух - Рядом с алкоголиком. Исповедь жены

Ответственность. Она вдруг стала важна для меня, хотя я не знала, почему. Мне хотелось иметь все под контролем. Если не чью-то выпивку, то хотя бы все остальное. Мне хотелось ощущать себя взрослой. В рамках своего нового чувства ответственности я решила, что рожу нашего четвертого ребенка дома. Я не могла даже подумать о больнице. Мне не хотелось производить на свет ребенка в этом стерильном, стрессовом и слишком общественном месте. Я хотела жить по-своему и распоряжаться своей жизнью. Это было важно для меня. Мне хотелось принимать решения самой. В Интернете я нашла контактный телефон медсестры, которая помогала при родах дома. Я позвонила ей. У нее был приятный голос.

ЛиАнн, легендарная повивальная бабка, ассистирующая при родах, жила в квартире, переполненной кошками, керамикой и хрусталем. Я влюбилась в нее с первого взгляда. Мне показалось, что мы с Рихардом ей тоже понравились. В туалете, возле раковины, у нее была повешена молитва о душевном покое:

Боже, даруй мне разум и душевный покой

принять то, что я не в силах изменить,

мужество изменить то, что могу,

и мудрость отличить одно от другого.

Я долго стояла там, мыла руки и читала молитву снова и снова. Я видела в этом знамение.

Мы говорили о моих предшествующих родах. Я рассказала ей, что у меня с Йоахимом были скорые роды и что я едва-едва помню, как родилась Миранда, потом мне было даже жаль, что я проморгала нечто важное. Она спрашивала меня, как рожала моя мать. Я не знала точно, мы никогда не говорили об этом. ЛиАнн говорила, что очень часто для женщины имеет значение, как она родилась сама, а также рассказы об этом. Роды – это как смерть. Как человек рожает, так и умирает. Некоторые орут криком, иные ведут себя спокойнее, тише. Слушать ее было – все равно что вступить в новый мир. Далекий от обстановки и практики городского роддома. Далекий от вечно работающего конвейера: беременна, сорок вторая неделя, стимуляция родов инъекцией окситоцина.

С ЛиАнн роды выглядели, как нечто иное, более духовное, возвышенное. Как нечто красивое и правильное. Нечто, что несет в себе любовь, силу. А нам эта сила была нужна. Ах! Да, я хотела, чтобы у нас было много сил. Добрых сил.

Естественно, на повестке дня снова встал вопрос об ответственности. Кто понесет ответственность? Во время родов, потом? Мы с Рихардом спорили об этом по дороге домой. Он считал, что рожать дома не стоит, потому что это слишком большая ответственность. Я верила – под влиянием разговоров с ЛиАнн, – что ответственность за наших детей несем мы. Может, я хотела, чтобы Рихард опять стал таким, каким был раньше. Я хотела, чтобы это был мужчина, на которого я могу опереться. Если он сумеет взять на себя ответственность во время родов, то его можно считать почти здоровым, разве нет?

Он немного подумал, а потом принял решение.

– Если ты хочешь рожать дома, если тебе это кажется правильным решением, то так мы и сделаем, – сказал он. – Я согласен. Конечно, ты знаешь, что лучше для тебя и для ребенка. Мы не можем избавиться от ответственности. Это наш плод любви, твой и мой, и мы несем ответственность за то, что он родится тем способом, который тебе будет подходить больше всего.

Наша маленькая девочка, зачатая в хаосе, должна была в хаосе прийти на свет. В хаосе, о котором я в то время думала, что это самый обычный способ существования. Мы протоптали свою собственную дорогу. Мы не развелись. Назло всему мы все еще держались друг за друга. Хорошо это было или плохо? Трудно сказать, но мы все еще были единым целым. На весьма шаткой основе, но все же вместе.

А мадам Кокаин тем временем терпеливо ждала подходящего момента, чтобы нанести удар.

Ежедневно я таскала в коляске двух маленьких детей. В автобус, из автобуса. Боролась с комбинезонами. Был декабрь, наступили морозы. Я с трудом могла натянуть на свои отекшие ноги сапоги, но мне это все еще удавалось.

Подсознательно я ждала какой-то катастрофы. У меня было ощущение, что надвигается буря. Торнадо, который нас сметет с дороги, как муравьев. Природное явление, которое уничтожит все, что мне было дорого и важно.

Я не была уверена, что Рихард принимает антабус. Он утверждал, что ему этот препарат дает Ингегёрд. Но что если ей он говорит, что дневную дозу ему даю я? С моей стороны было глупо, что я не нашла смелости уточнить это, но у меня не было сил ругаться.

А потом наступил рецидив. Проскользнул в нашу жизнь. Неожиданно. У меня было чувство, что Рихард просто хотел попробовать, может ли он все еще пить. Попробовать, можно ли ему хотя бы пиво. Маленький стаканчик виски. Чуточку вина.