Дарья Доцук - Голос

Так что Яне, как грозной древнегреческой богине, приходилось твердой рукой исправлять ошибки автора, Судьбы и героев, наказывать виноватых и защищать правых. Для каждого рассказа у нее была заготовлена «правильная» концовка. Не думаю, что Яна боялась смерти. Скорее смерть ее бесила, как и все остальное, что не поддавалось ее контролю.

Если кому-то из нас случалось сознаться в малодушии, неготовности отдать жизнь за другого, пусть даже самого невинного на свете, или сказать, что и злодея можно понять, Яна обрушивалась на нас Великим потопом. Красивое лицо искажал такой праведный гнев, что я почти верила в ее божественное происхождение.

Но даже если она ни разу не была честна перед собой, кто ее осудит? Наверное, мы все притворялись немножко богами. За этим мы и собирались по субботам у белого камина – сыграть очередную партию.

После «Голодаря» Кафки мы сидели растерянные и потрясенные. Слышно было, как на другом конце библиотеки Виктория орудует ложечкой в густом малиновом чае. Стас только что зачитал нам вслух пару абзацев и, конечно, выбрал именно то место, где мастер голода тянет из клетки костлявую руку, чтобы восторженные зеваки могли потрогать.

Глеб опасливо покосился на Анечкины тонкие руки и ноги. Перехватив его взгляд, она сплела пальцы в замок, подобрала ноги и пошутила, что надо бы и ей податься в артисты голода. Уж она бы заработала кучу денег!

– Я не поняла, он Голодаря выдумал, или это реальный случай? – спросила она.

– Кафка и реальный случай? – хмыкнула Яна и пожаловалась: – Я вообще Кафку не выношу. Когда уже выпадет хоть один мой рассказ?

– На все воля Священной вазы, – изрек Стас и почтительно уронил голову на грудь.

Яна привычно закатила глаза.

– Между прочим, Кафка все-таки описал кое-какой реальный случай, даже, я бы сказал, исторический, – решил блеснуть Стас. – Кто-нибудь читал «В исправительной колонии» [15]?

– Да. Кошмар Кафки вырвался на свободу, – ответила я. – Или фашисты просто решили взять его идеи на вооружение.

Стас поглядел на меня с лукавым прищуром. Ему нравилось, что я умела разгадывать его загадки. Это заставляло его мысль постоянно шевелиться, изворачиваться в поисках новых головоломок. По-моему, больше всего на свете ему нравилось впечатлять. Мы оба делали вид, что никакого соперничества между нами нет, но, похоже, именно оно и заняло почетное место среди его любимых игр.

Анечка нахмурила проколотую бровь.

– О чем они говорят?

– Не знаю и знать не хочу, – отозвалась Яна. – Но не сомневаюсь, что этот рассказ нам еще попадется, раз он так нравится Стасу.

– Это рассказ про концлагерь, – пояснил Стас.

– А, понятно, лучше не надо, – спохватилась Анечка. – Давайте про Голодаря. Он же явно вымышленный. Не могло быть такой профессии, никто бы не стал платить, чтобы поглазеть на голодающего. Все сами голодали. А сейчас – да. Сейчас бы посмотрели.

Для публики Голодарь был живым скелетом из цирка уродцев, и, хотя эти цирки уже давно вне закона, не думаю, чтобы человеческая тяга к ним ослабла. По части страшных пророчеств Кафка преуспел как никто.

Я вспомнила, как прилипла к экрану моя собственная мама, когда показывали женщину, больную анорексией. Мама сразу позвала меня. Так мальчишки в зоопарке подзывают друг дружку к обезьяньей клетке. Похоже, мама решила, что один вид этой высушенной голоданием женщины заставит меня что-нибудь съесть.

Закадровый голос сообщил, что ей недавно исполнилось двадцать восемь. Выглядела она как тысячелетняя мумия. Короткое платье на бретельках и черные колготки не то чтобы скрывали ее пугающую худобу. Казалось, капрон вот-вот разорвется от того, какие острые у нее коленки. Наверняка ей специально велели так одеться, чтобы зрителям все было видно.

Не знаю, что нашло на мою маму. Откуда это жестокое любопытство? Я, конечно, поспешила ее оправдать: она за меня волновалась и хотела накормить. А может, эта женщина не казалась ей такой уж реальной – она же в телевизоре. Не человек, а образовательное пособие. Как легкие мертвых курильщиков на видео, которое нам с пугающим смаком демонстрировала биологичка.

«Смотри, до чего эта тетка себя довела», – сказал отец с каким-то странным удовольствием в голосе. Ему нравилось презирать и осуждать.

Я вдруг осознала, что я для него точно такая же. Дженнет, эта несчастная женщина и я. Люди из цирка уродцев.

Яна ругала Голодаря за то, что он растерял волю к жизни, Анечка отмалчивалась, и никто из нее ничего не вытягивал. Глеб тоже довольно скоро утомился и включил музыку в голове – до его выступления оставалась неделя.