Александр Проханов - Надпись

- Нелепо и вредно противопоставлять партию и безопасность, - повторил Миронов. - Вы абсолютно правильно сделали, что не поддались настояниям Стремжинского и не вступили в партию. Думаю, вы действовали интуитивно. Но это чрезвычайно полезно для будущего.

- Для какого будущего? - спросил Коробейников, чувствуя веющую от Миронова громадную железную силу, словно стол, за которым сидел подполковник, был вытесан из намагниченного метеорита.

Миронов задумался, как если бы размышлял, сколь откровенен он может быть с Коробейниковым. Видимо, нашел желанный баланс откровения и умолчания, дружеской интонации и непререкаемого суждения.

- Я с вами искренен и переношу эту искренность из нашего неформального кружка на Сретенке в этот рабочий кабинет на Лубянке. Вы мне ближе, чем другие почтенные члены кружка, каждый из которых ограничен своей характерной средой, карьерным интересом, корпоративным эгоизмом. Вы свободнее их всех, иначе не были бы художником. Ваша ценность в том, то вы непредвзяты, бескорыстны по отношению к любому явлению. И если оно становится объектом вашего исследования, достигаете в этом исследовании оригинальных результатов не логикой, а интуицией. Вот почему ваши рассказы и очерки - это непрерывные метафоры, которые подчас богаче и интенсивней самой действительности. Умение сотворять новую реальность - это акт высокого творчества, который драгоценней любых аналитических способностей…

Коробейников чутко вслушивался, стараясь уловить едва различимые признаки лукавства. Миронов воздействовал на него множеством средств. Сначала подавил реликтовым ужасом, показав заявление Саблина, таившее смертельную опасность. Спровоцировал импульс свирепой ненависти, в котором Коробейников израсходовал все физические и душевные силы. Ошеломил известием о смерти Саблина, чем поверг в уныние и растерянность. Направил на него угрюмый магнетизм мегамашины, парализующий волю и разум. Тонко и изысканно обольщал, заверяя в симпатии и дружбе. Эта работа, состоящая из последовательных, продуманных операций, говорила о специальном интересе к нему, Коробейникову. Казалось, его вербовали для какой-то секретной, рассчитанной на долгие годы деятельности, столь важной, что для вербовки не жалели ни сил, ни средств. И это порождало чувство опасности, побуждало вникать и слушать.

- Советские органы безопасности, или органы разведки, как правильнее их называть, находятся в трагическом положении. Они являются служанкой партии, которая заставляет их выполнять самую нечистоплотную, отвратительную работу. И вместо благодарности их уничтожает. Разведка накапливает в своей среде уникальные знания об обществе, о тенденциях отечественного и мирового развития, о реальных угрозах и вызовах, о средствах и методах преодоления и избежания угроз. Эти уникальные данные разведка передает в руки партии, где давно уже нет профессионалов, творцов, социальных инженеров. Партия опошляет эти драгоценные данные, выявляет в них те, что указывают на угрозы ее собственного существования. Использует репрессивную мощь безопасности для физического истребления носителей этих угроз. Не интеллект, не сложное управление, не использование угрозы себе на пользу, не осознание надвигающихся перемен, а тупое подавление, репрессии, деградация. Мы живем в скомканном, изуродованном обществе, которому не дают развиваться…

Коробейников чувствовал, как перед ним открывают двери, вовлекая в загадочное пространство, откуда нет выхода. Нагружают знанием, которое лишает его свободы, делает участником круговой поруки, готовит для какой-то неведомой и опасной деятельности. В эти минуты в тяжеловесном кабинете с портретом Дзержинского, с белой московской оттепелью за окном перед ним открывается выбор, от правильности которого зависит его дальнейшая жизнь и судьба, успех в предстоящим творчестве или бесславная темная смерть.

- В разведке работали и работают уникальные люди. Самые пытливые, образованные, оригинальные и отважные. Мой учитель начинал службу в царское время, дворянин, офицер Генерального штаба, блестяще знал языки, в том числе хинди, фарси. Был направлен в Афганистан в связи с перспективой ввода туда контингента советских войск. В рубище дервиша, ночуя на порогах мечетей, побираясь на рынках, он проделал путь от Кушки до Кандагара. Изучал нравы племен, броды на реках, грунт на склонах гор на случай, если по склонам пойдут танки. Исследовал пищевые запасы плодородных долин Герата. И при этом собирал коллекцию трав Гиндукуша, минералов, национальных украшений. Написал этнографическое исследование о пуштунских племенах. Другой мой учитель был соратником Берия, курировал развитие авангардных направлений науки и техники. Сам ученый, создатель математических моделей поведения реактивных объектов, был знаком с ведущими открывателями нашего времени. Не только с ядерными физиками и ракетчиками, но и с биологами, работавшими над синтезом живого белка, с генетиками, миф об истреблении которых распространяла пропаганда врага, с парапсихологами, управлявшими поведением командиров подводных лодок на удалении трех тысяч километров. Все эти люди, преданные родине, жертвенные, верящие в коммунизм, поклоняются богу, имя которого «Развитие»… И этот драгоценный кадровый ресурс, элита народа, регулярно истребляется партией. Госбезопасность втягивается в кровавые репрессии, авантюры, в которых ее сначала пачкают кровью, делают в глазах народа синонимом зла, а потом выбивают напрочь, причем одно поколение разведки истребляет другое. Мы состоим из бесконечного количества обрубков, каждый враждует с другим, боится и ненавидит. Идея развития заменяется идеей выживания. Страна проигрывает, историческое время и заходит в тупик. С этим необходимо покончить. Необходимо отобрать политическую власть из рук партийных дилетантов и корыстолюбцев и сосредоточить ее в разведке. Сделать это без переворотов, без изменения строя и политической системы, методами самой разведки…