Александр Проханов - Надпись

- Сейчас придет Марк… Я ему позвоню… - лепетала она, чувствуя липкую, исходящую от него страсть, которая действовала удушающе, будто придавили на шее артерию, и, лишенная воздуха, она бессильно сникала.

- Ты заблудилась, запуталась! Немудрено: я оставил тебя без внимания, ибо был занят другим. Выживал, оправлялся от страшного удара, залечивал смертельные раны. Я должен был умереть. Меня хотели сгноить в тюрьме, убить, загнать в петлю. Эти большевистские ищейки гнались за мной по пятам. Обвинили меня в воровстве, в государственной измене, в политическом заговоре. Ты спасла меня. Принесла себя в жертву. Пошла в плен к этому ужасному еврею и выкупила мне жизнь. Он отозвал назад своих ищеек, взял на поводок своих гебистских овчарок и взамен получил тебя. Привел тебя в свою розовую стариковскую спальню. Совлекал с тебя одежду. Похотливо любовался твоим ослепительным отражением в зеркалах. Целовал туда, куда мог целовать тебя только я. Наслаждался тобой, и ты ему отдавалась, спасая меня. Мелкие людишки, трусливые обыватели, гнусные завистники назвали это торгом, циничным сговором. Обвинили меня в том, что я торговал сестрой. Но это - их мелкие душонки, ничтожные сущности. Не понимают, что ты принесла себя в жертву ради любимого брата. Я же принял эту жертву, чтобы потом отомстить за тебя. Это подобно подвигу героических эллинов. Это античная трагедия, героика нибелунгов. Такое может понять только равный нам. Но где он, поклоняющийся античным богам? Где тот, кто поймет Медею и Федру? - Саблин задыхался от страсти. Его губы, переставая говорить, растягивались в длинную улыбку.

- Ты продал меня, - говорила она, пытаясь отступить в гостиную, но он легким звериным броском преградил ей путь, подгоняя к порогу спальни. - Ты сговорился с Марком за моей спиной. Привел меня к нему и оставил. Ты циник, бессердечный зверь, плотоядное больное животное. Оставь меня!

- Но теперь все изменилось! Боги к нам обратились! Моя беда миновала. Я снова силен, здоров и свободен. Забираю тебя. Этих ублюдков, этих ничтожных людишек, полагавших, что я калека, я убью, каждого, безжалостно, уколом копья, меча, как римский легионер, беспощадно. Их самих, их уродливых жен, их грязных детенышей. Заплачу им страшной местью. Ты уйдешь со мной. Мы созданы друг для друга. Никто иной нам не нужен. Только наша кровь, наша божественная сущность, принадлежность к богам. Мы - олимпийцы, избранные. Живем друг с другом, как Афродита и Зевс, как Нептун и наяда. Нам не нужна другая кровь. Мы самодостаточны, как самодостаточны боги. - Он протянул руку, желая ее коснуться. Ей показалось, что с пальцев его сбежала синяя плазма, обожгла ее, и она отшатнулась.

- Наш род проклятый. - Елена чувствовала, как в нее вселяется болезнь, по телу разливается ядовитый и сладкий жар, силы ее оставляют, и она переходит во власть этих близких, рыжих, сжирающих глаз. - В нашей крови бродит старинная зараза, неизжитое проклятье, которое не отмолила ни наша бедная мать, ни наша несчастная бабка. Саблины - гиблый, проклятый род, наказаны за какое-то давнишнее злодеяние. Может, какой-нибудь предок сжег церковь, полную баб и детишек. Или зарезал отца. Или кинул в деревенский колодец склянку с ядом. Наш героический дед, чью жизнь изучают в школах и ставят в пример, саморучно рубил шашкой пленных белых офицеров. Среди них были совсем еще мальчики и раненые седые полковники. Он подбегал, размахивался и рубил наотмашь. Ты отравлен тем же злодейством. Оно гуляет в твоей крови, как таинственный микроб, и ты не можешь не делать зла. Ты меня совратил, заколдовал, замучил. С детства пугал меня тем, что выбросишься в окно, вставал на карниз, доводил меня до рыданий. Ты совратил меня, и я была себе отвратительна, погибала под этим грехом, и ты делал со мной что хотел. Но это кончилось, слышишь? Я ушла от тебя! Бог помог! У меня другая жизнь, другое имя. Я больше не Саблина. Моя кровь очистилась от родовой болезни. А в твоей все еще бродит эта бацилла.

- Нет, - говорил он, наступая на нее, подвигая к порогу спальни. Так хищник загоняет в ловушку обезумевшую антилопу, которая парализована страхом, видом мокрых клыков, красного языка, потного загривка. - Наш род произошел от богов. Какая-нибудь наша прабабка задремала на стоге клевера или на душистом сеновале, а на нее залюбовался пролетавший Зевс, или Перун, или Один. Овладел ею во сне, и от бога повелся род Саблиных. Нам в кровь бросили из Космоса огненную каплю, оплодотворили небесной спермой, и мы с тех пор грезим об иных мирах. Нам тесно среди пошлых людишек, ведущих свою родословную от мартышек Дарвина или евреев царя Давида. Мы стремимся обратно, на нашу небесную Родину. Тоскуя среди мелкотравчатых людишек, достаем шашки и начинаем рубить сплеча, или кидаем спичку в бак с нефтью, или затеваем вселенский мятеж, мировую свару, чтобы разметать кучу мертвой соломы, именуемой человечеством… Я пришел за тобой. Моя болезнь кончилась, я здоров. Мы уедем за границу. Оставим эту безнадежную, тупую страну, где больше никогда не родится ни одна великая мысль, не будет написана ни одна великая книга, не будет совершен ни единый великий поступок. А будут пошлость, тупость, пустое топтанье на месте, а потом бессмысленная склока и бунт, бесконечная дрязга, распад и гниение. Я скоро отправляюсь в командировку в Голландию. Вызову тебя в Роттердам, для этого я все подготовил. А потом уедем в Преторию, в Южную Африку, где еще осталась последняя раса белых людей. Станем жить на берегу океана, на чудесной вилле, с пышными вечнозелеными араукариями, о которых, ты помнишь, мы в детстве с тобой мечтали. В окне будет зеленый газон, по которому ходит фиолетовый негр-садовник, ты лежишь в шезлонге, и я читаю тебе наш любимый греческий миф о Персее…