Виталий Ахрамович: Психологический бестиарий. Психологический гербарий

Во мне же тем временем накипала горечь и слёзы, боль и жалость. Я уткнулся в шею козлёнка и рыдал, рыдал-приговаривал:

- А потом... потом волки. Волки потом... Оставили-л-л-и-и вол... у-у-у-у, волки ро... ай-ай-ай, ой-ой-ой. Рожки да нож... у-у-у-у, рожки да ножки.

- Да нет же! Нет! И не так вовсе, - успокаивал меня козлёнок, но я от слёз не понимал. - Да вот же я! Вот!

- А волки? - всхлипывал я.

- Волки потом. И волки ни при чём. У пыльной дороги, на косогоре рос огромный лопух... Увидел лопух, что я иду и плачу, спрашивает меня:

«Ты зачем в лес идёшь в слезах?»

«Не хочу, - говорю, - козлом быть, а хочу всегда козликом оставаться. Лучше мне умереть козликом».

«Лучше умереть», - согласился лопух.

- И пошёл ты дальше смерть искать, - я готов был вновь разрыдаться.

- Не то чтобы искать. Я думал, что она меня сама найдёт.

А пока я шёл, такая тоска в сердце ныла, что волком выть хотелось.

Завыл - приятно: сладость с тоской извывается. И чем больше тоски, тем сладостнее выть, а чем дольше вою, тем сладостнее.

Я так увлёкся, что не заметил, как вокруг меня собрались волки. Они слушали мой вой и переговаривались:

«Свихнулся. Бедняга. Да. Притворяется. Нет. Раздвоение личности. Декадент. Съесть бы надо. Заразно. Актёр. Блудный».

- Не знаю, - продолжал козлёнок, - чем бы всё это окончилось, если бы на дороге не показалась сонная дремучая кляча, которая тащила гружённую кувшинами и горшками телегу.

На передке, уткнув лопатную бороду в бедолажную грудь, спал мужик.

Мужик вздрагивал на колдобинах, телега всхрапывала. Волки исчезли. И только я видел, как из телеги по случаю выскользнул кувшин. Телега скрылась за поворотом. Кувшин разбился и лежал глупо.

«Лежим», - глиняно констатировали черепки хором.

«Зачем?» - спросил я у черепков.

«Чтобы тебя наставить».

«Наставьте».

«Разложи нас правильно, - приказали мне черепки, - размерно и полукружно».

Не торопясь, тщательно я выполнил задачу.

«Спасибо, - сказал за всех самый большой черепок, похожий на заячье ухо. И приступил к наставлению: - Мы знаем, что ты возжелал остаться козликом, что ты ни в ком не нуждаешься, что ты оставил все непрестанности. Целостность твоей жизни разбита и теперь ты нуждаешься в новой черепковой мудрости. Прими её:

Форма - основание бытия.

Формообразование - смысл бытия.

Структурализация блаженства - в формознании.

Сущее существует в дребезгах, как в основании для измельчаемости.

Снисхождение черепка в прах основательно своим окончательным исходом. Нет большего блаженства, чем обратиться в прах. Прах - конечное основание целостности и безотносительности. В прахе покоится Великий Массив. И одновременно Великий Массив пребывает сам в себе.

Всякое исхождение из Великого Массива - падение, которое неизбежно Горшкам.

Великий Массив инспирирует нечто противоположное себе.

Исхождение Горшков происходит от величайшей переполненности внутри Массива.

Великий Массив, будучи совершенным наполнителем, производит пустоты, которые можно наполнять.

Наполняемое - страдательно и блаженно одновременно, потому что нет большей причины существования, чем носительство ипотических (разряжённый хаос) качеств.

Всякая Пустота исходит из Полноты, как всякая целостность из дробности.

Всякое Грехопадение рождает черепки.

Адаптация совершенства, коим для нас, черепков, является

Горшок, приводит к умножению черепков.

Всякий черепок в своей венценосной осколочности пребывает центром.

Мир вообще есть некий Великий Черепок. И лишь в силу гипертрофированного размера оказался Всеобщим черепом череп,

как совокупность в разъединённости функционально деятельных и мистически соотнесённых черепков, что вполне выражает подобия.

Есть величайшая сопряжённость в подобии, которая нами эксплуатируется, как Сумма, где жажда каждого черепка восстать в Слагаемое практически реализоваться не может, ибо череп - двуедин, как разъятая Сумма, с одной стороны, и цельность

Великого Массива - с другой. Мир разъят на формы. Это и есть совершенный вид мира. В совершенном виде нет ничего, что не было бы формой. Формообразование, форморазрушение и формосохранение - свойства, в которых раскрывается полнота процессуальности. Каждый индивидуальный черепок - законченная самодостаточная форма, которую он нравственно обязан сохранять. Обособленность сознания творит неповторимость каждого отдельного индивидуального черепка. Глина - стихия