Джон О'Хара - Жажда жить

— А что, она места себе не находит? Уж не подумывает ли о самоубийстве?

— Да нет, вроде вполне спокойна. Признается матери, а та, если надо, до президента Вильсона дойдет, пусть выясняет, кто отец ребенка. А Кэтти, наверное, отошлет куда-нибудь на запад.

— Но ведь она действительно может доверять тебе, Грейс, верно?

— Да. — До этого она не смотрела на него, но в тот момент повернулась.

— Она знает, что может верить, — настойчиво продолжал он.

— Да, она должна так думать, — сказала Грейс.

— Без меня уж здесь будет не так, правда? Но как только я уеду, ты будешь, как раньше, спрашивать себя, что мне известно и о чем я догадываюсь, а, Грейс? — Сидни повернулся к ней спиной и подоткнул под плечо одеяло. — Покойной ночи, старушка.

— Боже мой, — прошептала она.

Больше Грейс не сказала ни слова, и час, а может, два молча смотрела на мужа, пока не убедилась, что он спит. Тогда ей пришло в голову, что если он может спать, то, стало быть, то, что знает, знает давно, только ничего не говорит, ничего не делает.

Грейс Брок Колдуэлл, единственная дочь Уильяма Пенна и Эмили Брок Колдуэлл, родилась 29 апреля 1883 года на ферме Колдуэллов в округе Брок, неподалеку от Бексвилла, графство Несквехела (не путать с Бексвиллом, графство Шайлкилл). Таким образом, ей было двадцать лет, когда 2 июня 1903 года она вышла замуж за Сидни Тейта, уроженца Нью-Йорка. Свадьбу сыграли на ферме Колдуэллов.

Сидни Тейт, единственный сын Альфреда Тейта и Анны Хэрмон Тейт, родился 16 марта 1877 года в Нью-Йорке. Поженились они с Грейс через десять месяцев после помолвки, а знакомы к тому времени были около двух с половиной лет.

Отец Сидни Альфред Тейт родился в Лондоне, но еще совсем в юном возрасте переехал в Америку. Он состоял в отдаленном родстве с сэром Генри Тейтом, основателем Национальной галереи английской живописи, но, как сам же Альфред Тейт первым и признавал, родство было и впрямь седьмая вода на киселе, так что он даже не трудился заглядывать в метрики, а когда услышал о филантропической деятельности сэра Генри, масштабы которой были действительно внушительны и становились все больше, было уже поздно, как опять-таки говорил сам Альфред Тейт, заявлять какие-либо претензии на родственные связи. К тому же ни в какой финансовой помощи со стороны сэра Генри Альфред Тейт не нуждался; его отец сколотил приличное состояние на торговле текстилем, которое Альфред многократно умножил в результате банковских операций. Таким образом, по смерти матери в 1908 году, которая последовала через два года после кончины Альфреда Тейта, Сидни унаследовал 800 тысяч долларов — целое состояние, которым распоряжалась его мать. Оно включало, помимо всего прочего, дом на Тридцать седьмой улице Нью-Йорка, оцененный в двадцать две тысячи долларов, и коттедж на Лонг-Айленде. То и другое было выставлено на продажу и принесло неплохой доход, во всяком случае, превышающий первоначальную оценку.

Новость о том, что Сидни стал наследником миллионного состояния, быстро разнеслась по Форт-Пенну и способствовала — хоть он о том и не подозревал — весьма значительному укреплению его репутации. Если не считать узкого круга близких друзей Сидни и Грейс, в городе бытовало мнение, что она вышла замуж за бедняка, либо охотника за деньгами, либо за того и другого сразу. Но восемьсот тысяч, считай миллион, — это, как говорится, не кот начихал, так что общественное и материальное положение Сидни изменилось в мгновение ока. Колдуэллы считались одними из самых состоятельных людей графства Несквехела и вообще всего штата, если не считать Питсбурга и Филадельфии, но должно было пройти немало времени перед тем, как их состояние было оценено более или менее точно, после чего иные утверждали, что Колдуэллы стоят пять миллионов, другие — что пятьдесят, а третьи говорили, что им нечем расплатиться по счетам. Но добрые люди графства Несквехела точно знали, что у Сидни есть миллион.

Те немногие, что могли судить о сравнительном богатстве Грейс и Сидни со знанием дела, говорили на эту тему только между собой. Не более десятка банкиров, адвокатов и их ближайших сотрудников знали, как обстоят дела в действительности, остальные же могли лишь с большей или меньшей долей вероятности предполагать, что состояние Колдуэллов исчисляется суммой порядка миллиона долларов. Слухи, будто Тейты не способны платить по счетам, имели некоторое основание: Тейты действительно не оплачивали счета, по крайней мере не каждый месяц. Они оплачивали их поквартально, что было типично для многих состоятельных семей и в Америке, и за границей. Векселя погашались с прибыли, наличные были нужны только беднякам и людям, попавшим в стесненные обстоятельства. Такая система была удобна Тейтам еще и потому, что оставляла время на упорядочивание их довольно сложной бухгалтерии: деньги Сидни шли на оплату счетов по дому, школу и уход за детьми, а также на его личные расходы. Грейс платила за содержание фермы, новую технику, покупку скота и так далее, ну и опять-таки за собственный гардероб и драгоценности. Через пять лет после женитьбы ферма под руководством Сидни, который стал кем-то вроде надсмотрщика, начала приносить небольшой доход. За эту работу он получал символическое вознаграждение — один доллар в год, — что, по его словам, позволяло считать себя профессионалом. Впрочем, фермеры, наемные рабочие и производители сельскохозяйственной техники, с которыми Сидни вел дела, не нуждались в этом символическом чеке на один доллар как подтверждении его профессионализма. Они подсмеивались над его акцентом и бриджами, в которых он разъезжал по полям, но никому еще не удавалось провести его дважды. Как-то раз он поймал типа, который годами обворовывал Грейс, ее брата и их отца. Это был управляющий по имени Фауст, ферма брата которого, в южной части графства Несквехела, целиком, от навозоразбрасывателя до электростанции, содержалась на деньги Колдуэллов. Сидни упрятал Фауста под замок, но Грейс уговорила его не предъявлять обвинения (в данном случае в краже сепаратора), но не столько потому, что терпеть не могла бюрократической канители и шума, сколько потому, что от длинного перечня наворованного у ее старшего брата Брока Колдуэлла буквально голова пошла кругом. В общем, Фауст выдал Сидни долгосрочную расписку, разрешавшую отработать ее на ферме брата, а не в исправительном учреждении. За какие-то две недели эта история стала известна всем фермерам в северной части графства, и все они должным образом оценили и практичность Сидни, каковой он действительно обладал, и сострадательность, которой у него не было вовсе.