Анатолий Байбородин - Не родит сокола сова

Конечно, Ивану казалось… перекреститься впору… что мог бы придушить Гошу Хуцана; лишь казалось, когда отчаянное вображение зримо являло далекий земляничный вечер, потому что Иван, робкий, и тележного скрипу боялся, и ненависть, что смягчилась до неприязни, таил глубоко в душе, ничем ее не выдавая при встречах с Рыжаковым. Слава Богу, встречались они редко, мимоходом, – Иван чурался Гоши и при случае оббегал за версту. Но однажды ненависть вновь забродила и даже выплеснулась через край, словно перестоявшая брага.

Когда Иван в шестьдесят седьмом с треском провалил университетские экзамены …в слово «еще» мог впихать четыре ошибки «исчо»… и вернулся в Сосново-Озерск, довелось ему грешным делом выпивать с Гошей в одной компании. Бражничали на приозерной мураве, в тени замшевого бревенчатого заплота, спрятавшись от солнца, лениво поглядывая, как деревенская ребятня машет долгими удилишками, зауживая мелких окушков, как вопят над зеленоватой озерной гладью заполошные и ненажорные кликуши-чайки.

Вначале сбилась пестрая шатия, — прибился даже и Иванов однокашник, сын Гоши Левка, чернявый, юркий и, как в деревне вздыхали: оторви да брось, каталажка по нему воем воет; но потом охмелевшая шатия разбрелась, а Левка умчался за вином, и Гоша остался наедине с Иваном. Развалившись на мягкой мураве, поглаживая тугой мамон, обтянутый шелковой майкой, Хуцан бодяжничал, заливая срамные бодяги, чем и был знаменит на весь Сосново-Озерск. Поглядывая на него искоса, Иван, кажется, впервые дался диву: не берут годы мужика, словно за нестареющую обличку душу заложил нечистому: шестьдесят два уж, а все такой же крепкий, ядреный, как и тринадцать лет назад, когда с Катей… лишь кудерьки смолевые пооблетели, заголив глубокие прокосы.

А Гоша все молол языком, выворачивая одну за другой смешные грешные бодяги, и даже припомнил вдруг, как сватал Ванюшкиного крёстного Ивана Житихина, лесничавшего на кордоне и в свое время вдового.

— Ты, Ванюха, за девками сроду не бегай, — учил Гоша …и чему только не учили бедного Ванюху?! — Пускай глухарки сами за тобой скачут. Не унижайся. Помни, что ты мужик, а мужик завсегда сверху бабы… Я от, паря, помоложе был, сроду за имя не бегал. Надо, так сами надыбают. И отбою не было. Я же парень-то бравый был, да на пузене гармозень. Бывалочи, какая обрыдла, турну ее… тому же Хитрому Митрию. Мне не жалко… Вот, помню, у Ваньки Житихина баба померла, и долго Ваня ходил холостяжил, это уж после буряточку в степи подобрал. А то холостяжил … На детей идтить бабы не хочут, – он ить, ядрена мама, с двумя парнишками на руках остался. Да и сам-то, паря, не из красы, — нос пуговкой, морда, что сковорода, хошь блины пеки. И вот, значит, как-то под этим делом, — Гоша щелкнул себя в кадык, — пожаловался: мол, хозяйку надо край, запурхался с ребятёшками, а бабу путящую не могу найти. А я смеюсь про себя: кого уж там путящую, хоть бы уж завалящую, и то ладно. Он ишо теля такой… Вот, значит, просит меня: дескать, подсоби, Гоша, сосватай, — ты мужик ловкий, а уж я, мол, в долгу не останусь. Бычка не пожалею, ежли выгорит дело. Ладно… А подле меня о ту пору сударушка терлась – разведенка-Тося, — бравая бабёшка, ласковая. Бросила мужика – пил, гонял… Ладно… Решил я сосватать Тосю. Думаю, надо подсобить мужику, раз дундук уродился. А потом, и бычок, паря, не лишний в хозяйстве… Заодно и Тосю пристрою, не век же ей безмужней куковать. Может, думаю, и семья сладится… И вот, значит, как-то по осени приезжаю на кордон, где Ваня лесничал. Ну, и Тосю с собой припёр. На мотоцикле, паря… Заодно решил и рыбки добыть, — у него на Уде заездок стоял… Стенки сплел из тальника, перегородил речку… Ленка, харьюза, паря, бочками ловил… Ну, приехал с Тосей. Конешным делом, затарился под самую завязку, — выпить, закусить, чтоб все чин-чинарём, чтоб не на сухую сватать. А сам про бычка-то помню… Ваня, как увидал нас, вусмерть перепугался. На Тосю и глядеть боится. Того гляди, в лес убежит. Дундук дундуком… Но, ладно… Пошли к речке, сели под черемухой и давай, паря, гулять. Тут я их и сосватал… И вот, значит, пошел Ваня к речке воды на чай зачерпнуть… мы и костерок сгоношили… а заодно решил и свеженькой рыбки из заездка насакать. Сачок с собой, паря, взял… Ну, ушел, да ушел. а я Тосю-то и спрашиваю:

«Ну, чо, девча, как тебе жених? Поглянулся?»

«Да, — отвечат, — ничо мужик… добрый, заботливый. Можно жить… Но как же мне с тобой-то расстаться, идол окаянный? – заплакала, паря. – Люблю же я тебя, змея, – воет. – Всюю-то душеньку ты мне высушил…Как мне жить без тебя, паразита?!»