Герман Садулаев - Иван Ауслендер - роман на пальмовых листьях

Каким же было время Ауслендера и целого поколения вместе с ним? Ещё античные авторы что-то писали о деградации. Лермонтов: «Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее иль пусто, иль темно…» Ремарк придумал своё «потерянное поколение», Коупленд – «поколение Икс», Пелевин – « Generation П», но Иван Борисович даже в «П» не попал – он родился позже. Это было поколение паузы, поколение промежутка, gap , сандхья, стыковка эпох. Большей частью оно со свистом пролетело мимо кассы. Тушу медведя разделали до них те, кто пришёл к столу чуть раньше. А теперь те, кто родился чуть позже, разделывают новую жизнь. Они другие, они прошли какое-то новое форматирование. У поколения Ауслендера первый процесс форматирования был прерван ошибкой диска, а второй не мог быть успешно завершён, поскольку кластеры первого формата оказались неуничтожимы. Поколение Ауслендера поэтому получило в награду свободу, независимость и никому-не-нужность. А теперь ещё и билет на выход.

Некоторые люди переживают своё время. Некоторые живут даже несколько эпох. Про них говорят: старожилы. Но такое даётся не всем. Такое, может, не всем и нужно. Многие люди живут ровно своё время. Ауслендер подумал с горькой внутренней улыбкой о том, что он, видимо, как раз такой, правильный человек. Всю жизнь и во всём был неправильным – и надо же, сподобился стать правильным в одном. В этом. В последнем.

Ржаво скрипел колышимый ветром пустой причал. Ауслендер пошёл на автобусную остановку. Дождался автобуса и в молчаливом салоне с усталыми попутчиками покатился домой.

Поэму Александра Сергеевича Пушкина «Евгений Онегин» молодой умник Виссарион Белинский назвал «энциклопедией русской жизни». На эту тему заставляли писать сочинения, мукой мучили советских школьников литературные учителя. Однако Иван Борисович полагал, что «Евгений Онегин» – не столько энциклопедия, сколько Евангелие, Тора, и если не Коран, то Сунна, сборник хадисов русской жизни. И, как это часто бывает со святыми писаниями, не только канонические версии важны, но и все апокрифы, черновики, которые, бывает, таят в себе сокровенные истины. В черновой версии главы VII, «Путешествие Онегина», была строфа V, исключённая автором из «Путешествия…», опубликованного отдельно от поэмы в качестве X главы. Вот она:

Без этой выпущенной строфы не вполне понятна мотивация Евгения, отправляющегося в своё путешествие. А так всё становится на места. Почему Пушкин отказался печатать этот отрывок? По политическим ли мотивам? Или же просто потому, что она была слишком злой пародией на русских патриотов, среди которых наверняка были у Пушкина и друзья?

Если «Евгений Онегин» – сборник сутр и хадисов, то не только в одной политике дело. Татьяна, когда-то отвергнутая Онегиным, – не просто девица, но сама жизнь и любовь к бытию. Это Прекрасная Дева, но земная, посюсторонняя. Имея о своём духовном уровне слишком оптимистические представления, юный подвижник отвергает земную любовь, но окажется недостоин небесного сознания и будет ползать на коленях перед ведьмой-иллюзией, подбирать остатки собственной блевотины и молить вернуть ему мирскую судьбу, роль обычного человека. Упавший вниз на полпути вверх теряет всё, и небесное, и земное. Вот о чём грустный хадис, поведанный со слов Пушкина об Онегине.

В историческом же смысле российская интеллигенция повторяет все изгибы своего энциклопедического и талмудического сюжета. Иван не помнил, сколько прошло со времени его участия в «протестном движении», – год, два или три? Конечно, если поднять записи, если поднапрячься, то можно будет сосчитать. Но вот так, с ходу, – не помнил и не понимал. Время стало походить на пластилиновую массу, на мокрый снег, оно не шло поступательно, поступью не шагало, а налипало. Дни налипали один на другой, превращаясь в недели, недели налипали в месяцы, месяцы – в годы и годы тоже налипали, без сознания и границ. Так образуется наледь на крышах от текущей и замерзающей в течении вниз воды. Наледь растёт невидимо, но в одну секунду, не выдержав собственной тяжести, срывается, чтобы пробить бомбой крышу припаркованного внизу автомобиля, дорогого, но старого, от которого отказались страховщики. Каково же будет отчаяние хозяина, когда он увидит свершившуюся катастрофу!