Сухбат Афлатуни: Глиняные буквы, плывущие яблоки

Где, откуда она текла — прозрачная, влажная как шелест яблони после дождя… Удивленно переглядывались карнайчи, вертел головой скептический Иван Никитич… Одним казалось, она шла из Бани; другим — спускалась на крыльях-невидимках из пустого пыльного неба…

Музыка светилась и текла; дети, удивленные своим новым небесным голосам, пели, пели и бесшумно хлопали в ладоши… Пение окутывало всех вокруг; музыка проникала сквозь самые грубые, забитые гноем повседневности, уши.

Вздрогнули жесткие губы старика-учителя.

Подпевал на какой-то церковный лад Иван Никитич.

Пел, запрокинув голову и глотая слезы, седой Муса. Подхватывала хриплым, дрожащим голосом безобразная Ойниса.

Вот уже запела Ханифа, тряся головой, словно пыталась стряхнуть с губ неожиданную песню. Завыли сиротскими голосами люди в черном. Даже Участковый, наклонившийся было за пистолетом, так и застыл, вздрагивая — песня просачивалась сквозь его плотно сжатые губы…

Пели все — кто радостно, кто скорбно, кто в бессильной ярости. Но и их голоса звучали все чище и торжественней.

Это необъяснимое наукой явление продолжалось, наверно, недолго. Поднявшись на ту сияющую ступень, дальше которой — обморок, пение прервалось. Было слышно, как под куполами Бани еще разносится и оседает алмазной пылью эхо.

— Смотрите! — успел крикнуть кто-то, показывая наверх.

Небо дрогнуло.

Гигантской трещиной вспыхнула молния.

Откуда она взялась на безоблачном небе? Все застыли с запрокинутыми лицами.

И пошел дождь…

— Этого не может быть, — говорили люди, ощупывая свои влажные затылки и плечи, подставляя недоверчивые ладони под капли.

— Дождь! Дождь! — запели дети и стали танцевать.

Даже окровавленная собака зашевелилась и стала ловить капли высунутым языком.

Дождь падал с безоблачного неба прозрачными плевками на все законы природы; летел и смешивался с солнцем.

И прервался… Новая молния разорвала небо и ударила куда-то недалеко от бани.

Люди вскрикнули. Кто-то бормотал молитву.

Земля на месте удара молнии задымилась, посыпались вниз с холма камни.

И хлынула вода. Прямо из земли. Вода…

Хлынула из сухой земли вода.

Из земли — вода…

— Вода… вода… вода… — закипели губы, зажглись глаза, зашелестели обметанные жаждой языки.

Поток затоплял ложбину под холмом и блестел на солнце…

— Вода-а-а-а! — закричали люди. — К нам вода вернулась!

И бежали вниз, туда, где уже бурлили волны.

— Это все колдовство… — хрипел Председатель. — Этого ничего нет!

— Может, и тебя, Председатель, — нет? Может, ты — колдовство? — смеялись люди. И бежали вниз.

Первые ряды уже вбегали в воду:

— Пресная! Люди, вода пресная… О, какая сладкая!

Вода уже растеклась небольшим озером, поток все бил из земли, поднятый песок быстро оседал. Вот уже все село было у воды; люди падали прямо на берегу и горячими глотками втягивали в себя влагу… Напившись, сбрасывали верхнюю одежду, забегали в воду, брызгались, обезумев… Снова пили, боясь, что вода пропадет, исчезнет, уйдет в землю, оставив мертвый налет соли…

Но вода не исчезала. Кто-то уже кричал из озера: «Осторожно, здесь глубоко». И смеялся… Все смеялись. Смеялись и плакали. Старый Учитель, умыв лицо, отчего на его мохнатых бровях затрепетала радуга, вытянул дрожащую руку к озеру и зашептал:

— Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной… Ты катишь волны голубые…

И спрятал лицо в ладони.

По берегу ходила Ханифа, водя за руку бледного Участкового, и падала на колени:

— Люди… Простите нас! Ой, простите нас, люди! Это все Председатель и его мафия нас заставляли… Мы никого с мужем обижать не хотели, непроизвольно это получалось… Приходите к нам, я вам и курт, печенье подешевле продам, и носки импортные новые, сто процентов хлопок… Простите нас! Нам просто сына женить надо, вон какой сыночек вырос…

Сыночек — волосатый толстяк с двойным подбородком и девичьей грудью — резвился в воде, брызгая на убегавших от него девушек…

— Простите… — глухо подпевал жене Участковый.

Конечно, их прощали.

Вдруг кто-то закричал:

— Смотрите! Люди, смотрите!

И вот уже десятки голосов закричали:

— Люди! Ойнисе-хон лицо вернулось! Люди, лицо!

Ойниса медленно шла по щиколотку в воде, в мокром халате, который на нее одели еще там, на холме. Безумными пальцами она ощупывала свое лицо, не находя на нем прежних шрамов. Рядом шли и подбегали люди, желавшие увидеть еще одно чудо этого дня и прекрасное лицо Ойнисы…