Петер Зилахи - Последний окножираф

В считанные дни Белград превратился в современный город. Телекамеры снимают демонстрацию со всех вообразимых точек. Где бы ты ни оказался, ты обязательно попадешь в камеру, и каждый знает, что его обязательно покажут по телевизору на каком-нибудь — немецком, итальянском или английском — канале, ораторы, произнося речи, оглядываются в поисках камеры. Все фиксируется. Речь превратилась в поток чернил, лицо — в фотографию, голос — в магнитофонную запись, и был вечер, и было утро, шестидесятый день демонстрации.

На проспекте Сербских князей — импровизированные подмостки. Киношная знаменитость вдохновенно вещает о жертвах прошлого. Антигона, и только. Вокруг люди шепотом вспоминают, какая великолепная грудь была у нее, когда она еще снималась в кино. Мы слушаем в тишине, поеживаясь и вспоминая с печалью в сердце, как вольно и гордо реяли на ветру ее груди в то вечное югославское лето. Лицо партнера размыло время, на его месте мог быть любой из нас, он заключает в объятия ее бедра, на берегу Которской бухты они пьют черногорское пиво, потом едут в Дубровник и на закате любят друг друга.

Я просыпаюсь на рассвете, птицы не поют. Я сажусь в кресло, слушаю, нет, не поют. Старый китайский трюк, из-за шума птицы не смогли сесть на землю. В парке Дружбы я нашел балканскую горлицу, почти замерзшую. Она молча сидела на ветке, тамагочи-самоубийца. На карте Югославия похожа на сидящую птицу. Черногория — ее ноги, Македония — хвост, Сербия — крыло, Хорватия — шея, Босния-Герцеговина — грудь и живот, Словения — голова, Истрия — клюв. Устроившись на насесте Адриатического побережья, она разглядывает сапог.

На демонстрацию ходят с орешками. Стоишь себе и жуешь. Голова, стало быть, чем-то занята. Ты не просто участвуешь в демонстрации — ты грызешь орешки, тем самым как бы отстраняясь от происходящего. Орешки не позволяют тебе скандировать лозунги, хлопать в ладоши, тебе не могут ничего сунуть в руки. Полкило арахиса помогает продержаться на холоде. Подтапливает и смазывает изнутри. Настоящий профи берет с собою арахис, сигары, карманную фляжку и шарф. Набив карманы, он отправляется спозаранку, перебирая орешки, как четки. Идет и лущит их, бормоча арахисовые мантры. Во время митинговых речей, перед кордоном, в транспортных пробках он жует в режиме нон-стоп. Когда ничего интересного нет, он выковыривает орешки из зубов. Арахисовая скорлупа — отход органический, политически нейтральный. Орешки на демонстрации — это мировоззрение. С их помощью можно знакомиться. Не хочешь орешков? И они жуют вместе. Он чистит орешки для девушки и кормит ее с ладони.

Черногория, страна с завораживающим названием, над которой витает память о кровавых битвах. История — опиум Восточной Европы. От нее подскакивает уровень адреналина. Черногория — это выход к морю, если Сербия его потеряет, то Балканы сомкнутся вокруг нее. Парень из Черногории в студенческом офисе: нет, он не националист, он никого не хочет задеть, но, когда он смотрит на Которский залив, сердце у него замирает. Мы не воевали ни за Трансильванию, ни за польско-венгерскую границу. Не знаю, буду ли я защищать Балатон, если дойдет до этого. Я — венгр, но когда я смотрю на Которский залив, сердце у меня замирает.

Наше дело правое! От студенческих постеров веет Зимним дворцом. Горстка сбитых с толку юнцов вещает по телевизору, какая горстка — вот в чем вопрос, говорит Душан. Он смеется где надо, видно, что не впервой. Анекдоты и хохмы сочиняют в пресс-клубе студентов. За несколько недель они стали настоящими профи. Официальная единица измерения демонстрантов — горстка. 1 горстка = 20 000 студентов. Они проиграют только тогда, когда станут хитрей противника.